Олег Авраменко - Власть молнии

А Векольд, не заметивший волнений Читрадривы, между тем продолжал:

– Ох и осерчал тогда князь! И то сказать, молод он был, горяч, а тут стоит перед ним женщина и бросает прямо в лицо такие оскорбительные слова.

– Я бы ему не то ещё наговорила, – тихо пробормотала Эдана.

– Но князю хватило и этих слов, – оборвал её муж. – И вот, рассердившись, он схватил плеть, которой погонял лошадь, замахнулся да как хлестнёт нахалку! Но она вытянула вперёд руку, на лету поймала конец плети, сжала в кулак и стала как каменная. Верно, ужас как больно ей было, только она и виду не подала. И тут проклятая колдунья что-то сделала с князем, потому как он тоже замер и уставился на неё вытаращенными глазами…

Векольд говорил дальше, молол какой-то вздор о том, что князь и девушка стоили друг друга, что со стороны казалось: вот подходящая пара… Однако Читрадрива не слышал его. Всё смешалось у него в голове, перед глазами плясали разноцветные пятна, но из их светящегося роя с завидным упорством утопающего выныривало одно видение – левая ладонь матери, которую пересекал белёсый, с лиловой окантовкой широкий шрам.

Значит, так оно и есть. Не подозревая того, старый оруженосец выдал страшную тайну – отцом Читрадривы был не кто иной как князь Люжтенский, благородный выродок и грязный насильник, а ныне милый старичок, привечающий в своём змеином кубле усталых путников.

– И тогда его светлость изволили обесчестить бедную девушку, – громко сказал Читрадрива.

И услышал изумлённый вопрос Векодьда:

– Ты о чём это, Дрив?

Читрадрива тряхнул головой и огляделся, моргая. Оруженосец и Эдана смотрели на него непонимающе, Карсидар вглядывался в его лицо пристально и обеспокоенно, Пеменхат уставился на сомкнутые пальцы с безразличным видом, и только блестевшая на лбу испарина выдавала его внутреннее напряжение.

– Да о том, что князь сделал с Ханаей, – сказал Читрадрива как можно непринуждённее, хотя слегка изменившийся голос выдавал его ярость.

– Князь?! – искренне изумился Векольд. – С Ханаей?!

– Ну да…

– Что «ну да»? Или ты не слушал меня?! – возмутился старик. – Я же рассказывал про то, как мой господин соскочил с коня, точно очарованный подошёл к ней, а она обвила его шею руками, вся прилепилась к нему и…

– Сама?! – воскликнул поражённый Читрадрива.

– То-то и оно, что сама. И они стояли и целовались, а вокруг шумело людское море, наши уже мечи выхватывали, чтобы изрубить гандзаков в капусту…

Читрадрива так сжал кулаки, что хрустнули суставы пальцев.

– Да не волнуйся ты так, Дрив, – мягко сказал Векольд. – Не пойму, что с тобой. Ведь ничего страшного не было, не считая того, что Ханая околдовала моего господина. Потому как в перерыве между поцелуями вдруг сказала: «Если твои люди уничтожат нас, пусть они убьют меня первую, ведь я презренная анха…» И тогда князь сделал величайшую глупость, на какую способен только околдованный человек. Он оттолкнул Ханаю, бросился между солдатами и гандзаками да как гаркнет: «Эй, вы, стадо скотов!» Все подумали было, что он к колдунам обращается, но только стоял князь спиной к ним, а лицом к солдатам. Когда до них наконец дошло, все оторопели от изумления. А князь дальше орёт: «Вы что ж это делаете? Собираетесь убивать безоружных? Чтобы потом весь Орфетан хохотал у меня за спиной да приговаривал, что люжтенцы только с беззащитными храбры? Меня позорить?! Не бывать тому! Кто хоть пальцем тронет этих нечестивцев, будет иметь дело со мной. А уйдём отсюда по-хорошему – пять золотых каждому!»

Вот теперь Читрадрива понял всё до конца. В среде анхем существовало сказание об некой Астор, спасшей однажды их народ от поголовного истребления. Астор была женой царя Хашроша, и когда тот задумал чёрное дело, сказала то же самое: если хочешь уничтожить анхем, начни с меня. Читрадрива всегда любил мать, теперь же, после всего услышанного, она представлялась ему чуть ли не святой.

– Рисковал он страшно, – продолжал между тем Векольд. – Шутка ли, армада разозлённых солдат! Легче остановить мчащийся галопом отряд всадников. Солдаты-то расходились не на шутку, могли и убить его, даром что правитель. Но и пять золотых – деньги нешуточные. Ясное дело, людям познатнее этого маловато, но главное было успокоить разбушевавшееся стадо, а с вожаками князь мог договориться отдельно. И он таки добился своего. Пара-тройка расквашенных носов да несколько реквизированных кур не в счёт, а так ушли мирно. А князь увёз Ханаю в седле впереди себя.