Кирилл Шатилов: Торлон. Война разгорается

— Я никого не убивала.

— Тебе повезло, что вся моя свора перебралась в замок и уже давно не кажет сюда носа. — Он неохотно посторонился, пропуская ее в теплое нутро избы. — Надеюсь, ты ненадолго.

— Это зависит от тебя, Ахим. — Она без приглашения села к столу, окно напротив которого выходило на поместье и не было закрыто. — Мне действительно важно как можно скорее уйти, но не туда, а вообще — отсюда.

Ей показалось, что в слезящихся глазах старика промелькнула искорка понимания, но сразу же потухла, словно и не было. Наверное, ей просто очень хотелось, чтобы все получилось.

— Наложить на себя руки не лучший выход, — сказал он, прикрывая дверь и останавливаясь в нерешительности на пороге.

— Ты ведь понимаешь, что я не об этом говорю. — Она посмотрела на него с такой надеждой, что ему явно сделалось окончательно не по себе, и он сел рядом. — Ахим, помоги мне вернуться в мой мир.

Старик внимательно на нее посмотрел, почесал корявыми пальцами нос и спросил:

— Зачем ты ее убила?

— Да о ком ты?! Я никого в последнее время не убивала. Что ты заладил?

— Ты убила Радэллу, которая, единственная, могла нам помочь.

— Я?! Радэллу?! Да я спасла ее, когда она попыталась задержать телегу с Кауром, оказавшимся таудом. Сын Каура чуть не отрубил ей при этом руку мечом, но я все сделала, чтобы и руку тоже спасти. Кто сказал, что я ее убила? — Он начал было отвечать, но она прервала его: — Послушай, Ахим, совершенно неважно, что ты мне сейчас скажешь. Это вполне могло произойти, но это могло произойти здесь, а не в том мире, где мы с тобой на самом деле живем. Очнись! Очнись и помоги проснуться мне. Это ведь просто Навь, и мы оба спим и видим друг друга, как бывало много раз прежде. Только на сей раз я почему-то не могу проснуться сама. Нет, послушай! Я сделала все, как ты хотел, я нашла ту телегу с Симой, я не дала в обиду Радэллу, хотя про нее ты тогда ничего не говорил, если даже знал, я вместе с четырьмя нашими друзьями преследовала эту злосчастную телегу почти до самого Пограничья, там мы нашли раненого Демвера, вместе с которым был его сын, Гийс, а кроме того, все семейство бежавшего недавно от преследования строителя Хейзита. Того самого, который придумал делать камни из глины. Не перебивай, не то я собьюсь окончательно! Да, я уже знаю, что в этом мире его давно нет в живых и что Гийс оказался не тем, за кого себя выдавал, но вчера, Ахим, вчера все было по-другому. Пока я не заснула. Мы собирались утром ехать к тебе, привезти Демвера, как ты хотел, а заодно этого мерзкого Симу, которого нам общими усилиями удалось взять в плен. Я так устала за день, что ночью позволила себе заснуть и, забыв о твоем предостережении не делать этого, если рядом есть посторонние, вышла в Навь и встретилась там с тобой. Не помнишь? Ты еще сказал мне, чтобы мы отвезли Демвера в твой торп и там затаились. Но меня разбудили! Ахим, меня разбудили, и я оказалась здесь! Все это я вспомнила по дороге к тебе. Пока я ехала с ними в санях, мне рассказывали разные ужасы о том, что тут у вас произошло. Но ведь это всего лишь чей-то сон, Ахим! Скажи, что это только сон!

И Т’амана, не узнавая себя и не сознавая, что делает, разрыдалась, повалившись грудью на стол. Когда приступ прошел, она подняла заплаканные глаза и увидела, что старик по-прежнему сидит на своем месте, молчит и смотрит на нее.

— Скажи хоть что-нибудь! — рявкнула она в отчаянии.

Вместо ответа Ахим встал, порылся на полке, нашел какую-то старую банку, налил в кастрюлю воды из ведра, поставил на огонь, дождался, когда вода закипит, бросил в кипяток щепотку содержимого банки, задумался, бросил еще, убрал банку на место и некоторое время стоял, помешивая варево деревянной палочкой. Когда над кастрюлей поднялся пар, а в комнате вкусно запахло маком, он перелил отвар в глиняный стакан и поставил перед гостьей.

— Выпей вот.

— Что это? Зачем?

— Ты ведь хотела проснуться? Выпей.

Т’амана пригубила напиток и чуть не обожглась.

— Не обращай внимания. Пей, пока горячий.

Под слезящимся взглядом старика она покорно, превозмогая боль и то и дело дуя в стакан, выпила все. И с наслаждением провалилась в беспамятство. Не было ни мыслей, ни видений, ни зимы, ни страха за себя. Спокойствие и пустота. Омут блаженства…

Очнувшись, она сразу поняла, что связана и лежит на полу. Ахим сидел на табурете и с сожалением смотрел на нее, жуя ломоть хлеба. В избе был кто-то еще, кто ходил у нее за спиной, и она могла его только слышать. Этот кто-то говорил, и голос его был до боли ей знаком.