Кирилл Шатилов - Торлон. Война разгорается

— Тебе повстречалась Руна, одна из наперсниц Лодэмы. Будет учить тебя древнему языку. Ты слышала когда-нибудь про кенсай?

Руна? Лодэма? Кенсай? Три новых слова зараз. Утренняя радость резко сменилась унынием. Ничего хорошего ей сегодняшний день не готовил…

— Нет, не слышала. А кто такая Лодэма?

— Она, почитай, наша главная Мать — Грендор’айтен. — Ведана зажевала это сложнопризносимое слово сочной стрелкой лука и поморщилась. — Правда, ее тут таковой считать не принято. Но скажу тебе по секрету, что от Лодэмы зависит больше, чем от трех остальных Матерей, вместе взятых. Она ведет записи событий и хранит немало важных книг. Причем многие не все сумеют прочесть. Мы вот умеем. И ты, если научишься.

— А зачем? — спросила Пенни, которая когда-то слышала от бабушки, что книги еще называют свитками и что там на листы из кожи знающие люди наносят смешные закорючки, а другие знающие люди как будто их слышат и могут повторить вслух или пересказать, не повторяя. Бабушка тоже считала, что это умение очень важное и всегда в жизни пригодится. Вот только в каких случаях — она уточнить затруднялась.

— Что «зачем»? — вмешалась Аина. — Читать зачем? Чтобы говорить с нашими далекими предками, разумеется. На кенсае писали в то время, когда не родились еще отец и дед Дули. Он дал основу всем другим языкам. Кто знает кенсай, говорят, может понимать даже шеважа…

Пенни с удивлением заметила, как Ведана ткнула подругу под локоть, и та замолчала на полуслове. Видимо, у них не было задачи рассказывать ей всю правду. Что ж, тем интереснее…

— А почему вы говорите, что не все умеют читать старые книги? Разве не всех тут учат таким важным вещам?

— Для каждой из нас важны свои знания. И именно в них нам суждено совершенствоваться, — терпеливо пояснила Аина, а Ведана добавила:

— Мне почему-то совершенно не интересно и не нужно знать, как правильно держать щит, чтобы не только отражать, но и наносить им сокрушительные удары. А для гардиан это основа основ.

Пенни понимающе кивнула, хотя подумала, что как раз щитов ни у одной из гардиан и не видела. Правда, может быть, они складывают их где-то позади трапезной, а потом не расстаются до самой ночи? Но не спорить же с Веданой. Следующей ее мыслью было поинтересоваться, чему такому важному учатся здесь хорены, то есть фриясы, однако она не рискнула об этом справиться. Обе женщины смотрели на нее хитро, словно подозревали, что у нее на уме.

— А сколько я буду учить этот ваш… наш древний кенсай?

Собеседницы переглянулись.

— Мы изучаем его с первого дня, как здесь поселились, а до сих пор его толком не познали, — вздохнула Ведана, явно рассчитывая лишний раз попугать новенькую.

— Сложно так? — Пенни прищурилась. — Или учат вас плохо?

Ведана глянула на нее внимательно и рассмеялась.

— А ты молодец, за словом в рукав не лезешь! Шутить горазда. Молодец! Без этого свойства тебе у нас трудновато придется.

— Это я уже поняла.

— Заговорить на кенсае ты при некотором старании сможешь довольно быстро, — сказала Аина. — Может статься, ты с ним уже когда-то была связана, просто не отдавала себе в этом отчета…

— Кстати, если ты видела избу Руны, мы тебя к ней, пожалуй, провожать не будем, — снова прервала подругу Ведана. — И без того дел много. Ешь давай да ступай сама. Потом расскажешь, как прошло.

Пенни промолчала, с удовольствием доела сыр, получила еще почти столько же, прожевала начавшую черстветь краюху, попробовала несколько стебельков травы, оказавшихся горькими, проглотила пригоршню вязких ягод, запила все это горячим настоем из сосновой коры с кисловатым привкусом и, почувствовав наконец, что до поры до времени сыта, накинула шубу и в третий раз за сегодняшнее утро отправилась в сторону ближайшего колодца.

Женщины в алом платке на улице уже не было, поэтому ей пришлось подняться по ступенькам крыльца и постучать в дверь, которая сразу же приоткрылась, будто Пенни и в самом деле поджидали.

— Ну, привет, соседушка, — без улыбки, хотя и радушно, сказала Руна, оглядываясь на свое нехитрое хозяйство.

В самом деле, Пенни ожидала увидеть в столь яркой и красивой снаружи избе нечто необыкновенное, однако все тут было точно так же, как и повсюду: печь, скамьи, сундуки. Разве что стол, занимавший добрую половину большой и, судя по всему, единственной комнаты, отличался размерами и необычностью отделки. Он был не просто резной, с затейливыми узорами, огибающими по краям тяжелую столешницу и спускающимися по толстым ножкам, но еще и расписанный теми же броскими, запоминающимися красками, что и изба. Таких столов Пенни видеть не приходилось.