Янина Жураковская: Без имени, без веры, без надежды

– Потому что "заколот", "выжжен" и "горе нам, горе!" могут легко перелинять в "вернулся с того света", "мертвяк-шатун", "три гвоздя забить, кровь сжечь", – с каменным лицом заметил Тьёльги и откусил почти половину бутерброда.

Смотреть, как "хвостики" пытаются подражать своему кумиру, было одновременно трогательно и забавно. Хотя понять, шутят они или говорят серьезно, с каждым разом становилось всё труднее.

Шендже кивнул убийце и покорно направился к двери, размышляя, стоит ли искать сапоги, которым жена, как обычно, успела найти "нужное" место, или можно сдернуть с вешалки плащ, нахлобучить на голову шляпу и добежать до трактира Морта в домашних тапочках. Но, перечеркивая его планы, прозвучали тяжелые шаги, дверь, жалобно скрипнув, распахнулась настежь, и в дом с грохотом и сдавленными проклятьями ввалился некто, закутанный в толстую красную мантию с надвинутым на лоб капюшоном.

– Погода хороша, как задница старой шлюхи. И почему ты всегда выбираешь для возвращения такие ночи? – произнес недовольный, но редкостно красивый, звонкий и мелодичный голос. Гость небрежно-элегантным жестом откинул назад капюшон и распахнул полы мантии, отяжелевшие от воды (Меченый аккуратно стер со щеки брызги), и из бесформенного "некто" превратился в хрупкую молодую женщину с шапкой каштановых кудрей и темно-серыми глазами, одетую в тяжелые ботинки на толстой подошве и шелково-кружевное одеяние, видимо, призванное изображать из себя ночную рубашку. – Здравствуй и процветай, Вигмар.

Снова "Вигмар" и снова без малейшей дрожи в голосе. Впрочем, Фее позволялось и прощалось много больше, чем кому бы то ни было. А Слышащая Ветер пользовалась этим с чисто бардовской беззастенчивостью.

Меченый церемонно наклонил голову, и уже не тень, а почти настоящая улыбка приподняла уголки его губ. Фелисита, вместе с каплями воды стряхнув с себя серьезность, величавость и взрослость, пронзительно взвизгнула и с детской непосредственностью повисла на шее у гильдмастера. Тот бережно, словно хрупкую фарфоровую статуэтку, обнял бардессу.

Эффект у его движения был совершенно неожиданный: Фелисита уронила голову на плечо Меченого и разрыдалась. "Да ей же было хуже, чем всем! – неожиданно понял Шендже. – Мы все погрязли в своем горе, а она не могла позволить себе ни мгновенья слабости. Смеялась над нами, язвила… ободряла и поддерживала… но это днем, а ночью… кто знает, что шептала она, когда оставалась одна, а стены комнаты смыкались вокруг нее подобно ловушке?"

– Где тебя носило, дубина?! – всхлипывая, бормотала она куда-то в шею Меченого. – Полголовы седых волос заработал, а ума так и не нажил… не мог весточку послать… предупредить хотя бы… и хвосты твои безмозглые… мы столько всего передумали, когда нам сказали…

Меченый, проявив благоразумие, не стал переспрашивать или разбираться в бессвязных упреках женщины. Он просто позволил ей рыдать на своем плече под любопытными взглядами своих "хвостов", поймавших, наконец, беглую "щепку" и несколько недоуменным – Шендже.

– Все, спасибо, что-то я совсем расклеилась… Так почему ты ещё жив? – она тут же требовательно взяла Меченого за грудки. – И как ты себя чувствуешь?

– Как человек, которого только что обсопливили, – будь на месте Меченого кто-нибудь другой, Шендже бы подумал, что он сдерживает смех.

– Ой, прости, прости, прости! – Фея шмыгнула носом. – Хотя… я так часто это делаю, что пора бы тебе и привыкнуть. А вот к твоим пропадам я привыкать не хочу, так что об этом мы с тобой еще поговорим. – Она неожиданно нахмурилась и недовольно взглянула на Шендже. – Так, мастер-механик, а что вы до сих пор здесь делаете? В театре давно не были? Ведь можно было понять, что я сразу помчалась сюда, как узнала, никого предупредить не успела! Живо, собирай наших! Старичков я имею в виду, и смотри, не перепутай! С утра у Морта, и пусть только попробуют не прийти!.. Итак? – Она снова повернулась к Меченому.

– Ходят слухи, что когда он в очередной раз пытался бросить нас на произвол жестокой судьбы, Мать-Смерть вывела его с кромки за ухо и наказала не возвращаться еще лет двести, – невозмутимо сообщил Тьёльги. Фея недоуменно заморгала, не зная, то ли смеяться шутке, то ли воспринимать услышанное серьезно, но "хвостики" прыснули разом, и бардесса, не удержавшись, расплылась в улыбке.

Не было отчаяния. Не было страха. И боли тоже не было. Все детали встали на свои места, механизм работал правильно, и не следовало вглядываться в маячащие впереди смутные тени.