Лоис Буджолд: Проклятие Шалиона

– Ага.

Кэсерил, насторожившись, подумал, что, возможно, поторопился расстаться с камнем.

– Ты знаешь о нем? – спросил он.

– Видал его лошадь, была там привязана утром.

– А-а… – теперь он мог спокойно спуститься к дороге и продолжить путешествие без всякого ущерба для своей совести. – А ты не знаешь, кто этот бедняга?

Фермер пожал плечами и сплюнул.

– Не местный, вот и все, что я знаю. Я как понял, что за чертовщина творилась тут прошлой ночью, так сразу позвал нашу настоятельницу из храма. Она забрала его вещи – чтоб не пропали – и будет держать у себя, пока за ними не придут. Его лошадь у меня в конюшне. А здесь все надо сжечь, вот как. Настоятельница сказала – нельзя, чтобы он долежал до заката, – он указал на кучу хвороста и поленья на спине своего осла и, затянув покрепче связывавшую их веревку, двинулся дальше по тропе. Кэсерил зашагал с ним рядом.

– Как ты думаешь, что он там делал? – спросил он чуть погодя.

– Ясное дело, что, – хмыкнул крестьянин, – вот и получил по заслугам.

– Хм… а кому он это делал?

– Откуда мне знать? Пусть храм разбирается. Я просто не хочу, чтобы такое творилось на моей земле. Ходят тут… заклятия сеют. Выжгу их огнем, а заодно спалю и эту проклятую мельницу, так вот. Нехорошо оставлять ее стоять, уж очень близко от дороги. Притягивает, – он зыркнул на Кэсерила, – всяких.

Кэсерил помолчал еще немного, потом спросил:

– Ты хочешь сжечь его вместе с одеждой?

Фермер окинул Кэсерила взглядом с ног до головы, оценивая бедность его обносков.

– Я до него дотрагиваться не собираюсь. И лошадь бы не взял, да жаль было оставлять бедную тварь помирать с голоду.

Кэсерил неуверенно спросил:

– Ты не возражаешь, если я тогда заберу эти вещи?

– А чего ты у меня спрашиваешь? С ним вот и договаривайся. Ежели не боишься. Мне-то все равно.

– Я… я помогу тебе с ним.

Фермер моргнул.

– Ну, это хорошо бы.

Кэсерил понял, что фермер донельзя обрадовался, что ему не придется одному возиться с трупом. Правда, таскать большие и тяжелые поленья у Кэсерила не было сил, но посоветовать, как уложить их в мельнице таким образом, чтобы огонь разгорелся сильнее и спалил остатки здания дотла, – это он мог.

Крестьянин с безопасного расстояния наблюдал, как бродяга раздевает труп, стягивая с закоченевших членов вещь за вещью. Тело раздулось еще больше. Кэсерил стащил с покойника тончайшей работы исподнюю рубашку, и освобожденный живот вспучился до пугающе огромных размеров. Но заразным тело не было, да и запах до сих пор отсутствовал. Даже странно. Кэсерил задумался, что будет, если не сжечь труп до заката, – он лопнет? И если лопнет – что выйдет из него… или войдет? Он встряхнул головой, отгоняя странные мысли, и быстро сложил одежду. Грязи на ней почти не было. Туфли оказались слишком малы, их он оставил. Затем вместе с фермером они уложили тело среди дров.

Когда все было готово, Кэсерил опустился на колени, закрыл глаза и прочитал погребальную молитву. Не зная, кто из богов забрал себе душу умершего, хотя и несложно было сделать соответствующие выводы, он обратился сразу ко всем пяти членам Святого Семейства:

– Милосердия Отца и Матери, милосердия Сестры и Брата, милосердия Бастарда, милосердия всех пяти – о Величайшие! – мы покорнейше просим милосердия. Какие бы грехи ни совершил покойный, он заплатил за них сполна. Милосердия, Величайшие! «Не справедливости, пожалуйста, не справедливости. Мы все были бы глупцами, моля о справедливости. Милосердия!»

Закончив молитву, Кэсерил встал и огляделся. Подумав, поднял ворона и крысу и положил их маленькие трупики рядом с телом человека – у его головы и ног.

Боги нынче явно улыбались Кэсерилу. Интересно, во что это выльется.

Столб густого жирного дыма поднимался над мельницей, когда Кэсерил вновь зашагал по дороге в сторону Валенды с одеждой мертвеца, связанной в тугой узел за спиной. Хотя она была значительно чище и опрятнее лохмотьев Кэсерила, он справедливо рассудил, что прежде чем натянуть ее на себя, надо найти прачку и хорошенько отстирать свое приобретение. Он почти слышал, мысленно отсчитывая прачке за труды медные вайды, их грустное позвякивание, но что поделаешь!..

Прошлую ночь Кэсерил провел в сарае, стуча зубами от холода. Его ужином стала половина вонючего заплесневелого хлеба, вторую половину он съел на завтрак. Примерно три сотни миль прошел он от порта Загосур на побережье Ибры до самой середины Баосии, центральной провинции Шалиона. Преодолеть это расстояние так быстро, как рассчитывал, ему не удалось. Приют храма Милосердия Матери в Загосуре занимался помощью людям, извергнутым – во всех смыслах этого слова – морем. Сердобольные служители Приюта вручили Кэсерилу кошелек, который истощился раньше, чем путник достиг конечной цели. Окончательно он иссяк буквально на днях. Еще денек, подумал Кэсерил, даже меньше. Если только он будет в силах переставлять ноги еще день, то сможет достичь убежища и укрыться в нем.