Старая женщина дала ей переплетенную в сафьян книгу, отделанную позолотой, снабженную золотыми застежками и украшенную крохотными драгоценными камнями, смарагдами и жемчужинами, вделанными в обложку. Презмира перевернула страницу и прочла:
О, скромная краса ночей,
Пленил числом Ваш хоровод,
А не сиянием лучей.
Что вы, небес простой народ,
Забрезжит солнца лишь восход?
Певуньи леса, обратив
К Природе мелодичность нот,
Признанья ждёте за мотив
Простой. Но что хвала тех од
Лишь Филомела [98] Соловей.
запоет?
Фиалки, первенцы полей,
Как девы, Вы полны причуд
В лиловой мантии своей,
Весной владея словно тут.
Что вы, лишь розы зацветут?
Когда же госпожа моя
Красой ума всех озарит,
Чиста, супруга короля,
Она сама свой дивный вид
Сиять заставит иль затмит? [99] Стихотворение сэра Генри Уоттона, посвященное Елизавете Богемской (пер. А. Лукьянова).
Она замолкла. Затем, негромким и приятным голосом, в котором будто дремали музыкальные созвучия, промолвила:
— На следующий Йоль исполнится три года с тех пор, как я впервые услышала эту песню. И до сих пор не привыкла я к титулу королевы.
— Жаль, нет господина моего Гро, — сказала няня.
— Ты так думаешь?
— Радость чаще жила на вашем лице, о королева, когда он был здесь, а вы все навевали на него уныние и разбивали в пух и прах его фантастические и смехотворные предчувствия.
— Зачастую не сомневаясь в его дальновидности, — сказала Презмира, — даже когда поднимала его на смех. Но ни разу еще не видела я, чтобы грозный гром проявлял такие деспотичные наклонности, сокрушая противостоящего ему лицом к лицу, но пропуская того, кто перед ним дрогнул.
— Он был преданнейшим слугой вашей красоты, — сказала старуха. — И все же, — добавила она, краем глаза наблюдая за своей хозяйкой и за тем, как она это воспримет, — потерю эту было бы несложно восполнить.
Некоторое время она работала гребнем в тишине. Затем сказала:
— О королева, владычица мужских сердец, нет ни одного лорда в Витчланде, да и во всем мире, которого вы не смогли бы связать по рукам и ногам одним лишь вашим волоском. Достойнейшие и красивейшие были бы вашими по одному вашему взгляду.
Леди Презмира мечтательно вглядывалась в собственные глаза цвета морской волны, отраженные в зеркале. Затем насмешливо спросила:
— Кого же считаешь ты достойнейшим и красивейшим мужем во всем мире?
Старуха улыбнулась.
— О королева, — ответила она, — это как раз то, о чем мы спорили между собой за ужином этим самым вечером.
— Хорошенький спор! — сказала Презмира. — Позабавь же меня. Кто же был признан вашим высоким судом прекраснейшим и доблестнейшим?
— Это так и не было решено, о королева. Соник выбрала бы господина моего Гро.
— Увы, он слишком женоподобен, — сказала Презмира.
— Другие — господина нашего короля.
— Нет никого более великого, чем он, — сказала Презмира, — и никого более почитаемого. Но, говоря о мужьях, ты с тем же успехом могла бы выйти за грозу или за алчное море. Называй еще.
— Кое-кто избрал господина Адмирала.
— Это, — сказала Презмира, — уже ближе. Не желторотый юнец и не изнеженный придворный подхалим, но храбрый, высокородный, учтивый дворянин. Только вот слишком уж водянистая планета пылала в день его рождения. Он чересчур похож на статую. Нет, няня, тебе придется предложить мне кого-нибудь получше него.
Няня сказала:
— Истинно то, о королева, что большинство сошлись со мной во мнении, когда я назвала им свой выбор: короля Демонланда.
— Фу! — воскликнула Презмира. — Не называй так того, у кого недостало сил удержать эту землю против наших врагов.
— Говорят, это благодаря коварным проискам и магическому искусству был он разбит на Кротерингском Скате. Говорят, это дьяволы, а не лошади, мчали Демонов с горы на нас.
— Говорят! — выкрикнула Презмира. — Я говорю тебе, он нашел более удобным для себя щеголять в своей короне в Витчланде, нежели заставить их преклонить перед ним колени в Гейлинге. Ибо перед истинным королем истово преклоняются и сердце и колени. А этот, разве что, получил от них коленом под зад и был вышвырнут восвояси.
— Фи, госпожа моя! — сказала няня.
— Придержи язык, няня, — отозвалась Презмира. — Надо было бы всех вас высечь, как стадо глупых кобыл, что не могут отличить коня от осла.
Наблюдая за ней в зеркало, старуха почла за лучшее промолчать. Презмира пробормотала, будто разговаривая сама с собой:
Читать дальше