Эрик Эддисон - Червь Уроборос

Они разложили огромную карту мира, карту Демонланда, чтобы обдумать свои планы. Я был рядом, наливая вино, и слышал их обсуждения. Это изумительная карта, весьма искусно сработанная в хрустале и бронзе; вода на ней блестит, а горы возвышаются над поверхностью и их можно пощупать. Тут господин мой указывает мечом. «Здесь», — говорит он, — «по всем сведениям стоит Кориний и никуда не выходит из Кротеринга. И клянусь Богами», — говорит он, — «это разумное поведение. Ибо, взгляните, если мы пойдем через Гаштерндал, а именно так нам надо идти, чтобы добраться до него, то он ударит по нам, как молот бьет по наковальне. А если мы двинемся к вершине Громового Фьорда», — тут он указывает на него своим мечом, — «то он подойдет к нам с фланга, и повсюду уклон местности благоприятствует ему и не на руку нам».

Я запомнил эти слова, — сказал молодой человек, — потому что господин мой Брандох Даэй рассмеялся и промолвил: «Разве после наших странствий мы стали настолько чужими, что наша собственная земля будет бороться на стороне противника? Дайте мне еще подумать».

Я наполнил его кубок. Благие Боги, после всего, через что мы прошли вместе, я бы наполнил его чашу кровью собственного сердца, если бы он потребовал этого от меня, отец. Но об этом позже. Это отважнейший из дворян и несравненный военачальник.

Но господин Спитфайр, что в это время расхаживал взад и вперед по залу, воскликнул: «Безрассудно следовать той дорогой, которую он для нас заготовил. Навалимся на него с той стороны, откуда он меньше всего ожидает: с юга, из-за гор, и ударим ему в тыл из Мардардала».

«Ага, — говорит господин мой, — и будем оттеснены обратно в Мюркдальские Трясины, если потерпим поражение в первой схватке. Это слишком опасно. Это еще хуже Гаштерндала».

Так все и продолжалось: на каждое «да» находилось свое «нет», и ничто не могло их удовлетворить. Пока, наконец, господин Брандох Даэй, что все это долгое время изучал карту, не промолвил: «Теперь, когда вы обмолотили весь стог и не нашли иглы, я раскрою вам свой замысел, дабы вы не говорили, будто я дал опрометчивый совет».

Они попросили его рассказать, что у него за замысел. И он сказал господину моему: «Ты и главные наши силы пойдут вдоль Двуречного Края. И пусть по всей округе будет известно о вашем приближении. Завтра вечером вы расположитесь в удобном для сражения месте, где у него не будет преимущества перед вами: возможно, на старых выгонах за Рентвейтом или в любом подходящем месте до того, как дорога нырнет на юг в Гаштерндал. А с наступлением дня снимитесь с лагеря и пройдите по Гаштерндалу вплоть до Ската, чтобы сразиться с ним. И все получится именно так, как он надеется и ожидает. Но я», — говорит господин мой Брандох Даэй, — «с семью сотнями отборных конных к тому времени проберусь вдоль горного хребта от Трансдала до самых Орлиных Ворот, и когда он обратит все свои силы на север, вниз по Скату, чтобы раздавить вас, он подставит под удар свой фланг и тыл, о чем не будет даже и подозревать. Если мой натиск на его фланг не застанет его врасплох, когда спереди на него будешь наседать ты, и если, имея столь малое преимущество в силе перед нами, он выстоит — ну что же, спокойной ночи! Значит, Витчи превосходят нас в битве, и мы можем снять перед ними шляпы и больше не пытаться защитить свою землю».

Так говорил господин мой Брандох Даэй. Но все назвали его слабоумным за такие мысли. За столь короткое время провести конное войско по столь ужасной местности? Это невозможно. «Что ж», — молвит он, — «Раз вы считаете это невозможным, то он — тем более. Осторожные действия на сей раз нам не помогут. Дайте мне лишь тех людей и коней, что я отберу сам, числом семьсот, и я устрою вам такое представление, что вы и не захотите иного распорядителя празднества».

И в конце концов он добился своего. И, насколько я знаю, они и после полуночи продолжали строить планы и размышлять.

На заре вся армия выстроилась на лугах близ Лунного Пруда, и господин мой обратился к солдатам и рассказал нам, что намеревается идти в западные области и изгнать Витчей из Демонланда; и он попросил каждого, кто считает, что с него хватит яростных битв, и кому милее отправиться восвояси, все высказать без страха, и он отпустит его и даст ему с собой хорошие дары, ибо все служили ему мужественно; но он не хотел бы, чтобы был кто-либо в этом предприятии, кто пошел бы на него, не будучи предан ему всем сердцем и душой.

Женщина сказала:

— Я знаю, ни один не принял это предложение.