Светлана Багдерина - Последний фей

Ожиданьем томим,

Я стою полуночной порой.

Стих мой робок и нем,

Не герой я совсем -

Но тебе и не нужен герой…

Так и есть!

Преклонив колено, неловко поддерживая гриф инструмента перевязанной рукой с локтем, положенным на край скамейки, под миниатюрным балкончиком, больше похожим на широкий карниз, стоит юноша - темноволосый и статный и тщательно, но ох как неловко перебирает правой рукой струны.

Для чего я пою?

Время юность мою

Заряжает, как камень в пращу.

Лишь порою в ночи

В час мерцанья свечи

Вновь и вновь твою тень я ищу.

Ты сильна и горда.

Но меня, как тогда,

За любовь и за память прости:

Ведь не в силах и ты

Сквозь чужие мечты

Словно призрак, беззвучно уйти.

Занавеси балконной двери дрогнули неуверенно - то ли тронутые боязливой рукой, то ли ночным ветерком - и снова замерли.

Ты светла, как луна,

И вольна, как волна,

И нежна, как июльская ночь.

Как тебя не любить?!

Если только забыть

То, что ты королевская дочь.

Для тебя для одной

Сам я буду волной,

И звездою, и ветром в ночи.

Больше лжи и оков

Я боюсь твоих слов,

Но прошу: не молчи, не молчи!..

Но вот с последним словом-мольбой, слетевшем с обветренных губ юноши, портьера распахнулась, дверь открылась нараспашку, на балкон выступила Изабелла с чем-то длинным и белым в руках, замешкалась на несколько секунд…

И вдруг перед самым носом влюбленного рыцаря, разматываясь, как пожарный рукав, возникла веревка из разорванных и связанных вместе простыней. Но не успел Люсьен даже подумать, сможет ли он взобраться на второй этаж с одной рукой, как его невеста перекинула ногу через перила, уцепилась за привязанную простыню и принялась спускаться.

Веревка оборвалась метрах в двух от земли, но Изабелла, не успев и вскрикнуть, оказалась в неуклюжих, но надежных объятьях шевалье.

- А десять лет назад она меня выдержала… - задыхаясь от пережитого испуга, но больше - от смеха, шепотом проговорила принцесса, обхватывая его за шею.

- Наверное, ты выросла с тех пор… - уткнулся носом ей в ухо рыцарь.

- Ничего подобного! - горячо возразила она.

- Хотя, ты права, - улыбнулся де Шене. - Ты точно такая же маленькая хулиганка, какой была тогда.

- И чтобы доказать тебе это, держи! - Изабелла вывернулась из рук Люсьена и, к изумлению того, вытащил из-за пояса охотничий нож в серебряных ножнах.

- У тебя в комнате - коллекция ножей? - удивился рыцарь.

- Нет, - потупила взгляд Изабелла. - Не коллекция. Только один. Был. Вот этот. Тот самый, который…

Договаривать было не нужно.

Дыхание юноши перехватило, и он нежно взял в свою руку ее маленькую ручку, сжимавшую украшенные рельефами ножны.

- И ты?.. - только выдохнул он.

- Да… - почти беззвучно кивнула она, и глаза их встретились. - Я берегла его с того самого дня, как… как не смогла к тебе прийти…

Теплая ночь, вздыхая цикадами, незаметно превратилась в раннее утро, огни фонарей устало мерцали за узорчатыми ламповыми стеклами, ночной патруль неспешно обходил дорожки, без устали обсуждая, померещилось им или нет, когда увидели, как два розовых валенка пролезли в подворотню и торопливо зашагали куда-то по дороге… А Изабелла и Люсьен все сидели у балкона на скамеечке и говорили, говорили, говорили…

Ведь им так много надо было друг другу сказать за потерянные десять лет…

Возвращения Агафона ждали.

Как ни уговаривал он возницу королевской кареты ехать помедленнее, как ни гипнотизировал небесное светило, чтобы то уходило на покой побыстрее, растянуть дорогу от Монплезира до Мильпардона до бесконечности было невозможно. И в шесть часов вечера, когда светло было еще как днем, а народу во дворе ВыШиМыШи гораздо больше, чем днем, выделенная Луи Вторым карета, роскошнее и богаче, чем что-либо, созданное им за семестр обучения на фею, подкатила с шиком и блеском к воротам Школы.

Любезный кучер помог донести саквояж до крыльца, раскланялся и поспешил к своему экипажу, уже окруженному любопытными студентами и преподавательницами факультета крестных фей - с карандашами и альбомами для набросков.

'Теперь задразнят - к бабке не ходи…' - тоскливо оглянулся студент на шкодно улыбающиеся физиономии товарищей, состроил в ответ зверскую рожу и потянул ручку входной двери.

В холле его премудрие встретил дежурный и молча, с сочувственной миной, препроводил прямо в кабинет ректора.

Первым, что войдя, увидел Агафон, был его дорожный мешок на середине ковра.