Ксения Медведевич - Мне отмщение

Бедуинка вздрогнула и непонимающе вскинула взгляд.

- Всех тех, кто ушел от вас, бану килаб перебили - пару ночей назад. Опоили вином и перерезали. Не хотели делиться награбленным, - все так же задумчиво ответила Узза.

- Да благословит Всевышний тех, кто занес над ними клинки! - радостно воскликнула Рабаб и забила в ладоши.

И тут же спохватилась:

- А вот сыновья Дарима сидят в Нахле в большом доме рядом с базаром и пропивают мои деньги! И читают дерзкие стихи, воспевающие подлое убийство моей доблестной матери!

И, словно бурдюк, из которого выдернули пробку, Рабаб опять залилась слезами:

- Убии-лии ма-амууу... Мы ее с Залимом хоронили вдвое-ееем... Едва обрывок ковра нашли-иии, чтоб заверну-уууть... все покрали, сукины де-ееети-иии...

Узза вздохнула и раскрыла объятия. Бедуинка упала ей на грудь, носом прямо в шелковые складки абайи, и принялась жалобно подвывать:

- А еще они обзывают матушку покойную распутнице-еей... подлю-уууки-иии... И меня тоже обзывают разврааа-аатно-ооой... за что-оооо...

- Не за что, а зачем, - задумчиво поправила плачущую бедуинку Узза.

Та снова выжидательно затихла.

- За тем, чтобы тебя кади велел либо камнями бить, либо из города гнать, - со вхдохом, как несмышленой, пояснила богиня и жалостливо погладила вздрагивающую от рыданий спину Рабаб.

- Точно, - неожиданно внятно и трезво отозвалась та и подняла голову. - Приходили ко мне уже от кади - с вызовом... А я-то думала, они жалобу мою хотят рассмотреть...

Все так же задумчиво поглаживая женщину по спине, богиня кивнула:

- Эдак, Рабаб, сыновья Дарима на пару с кади доведут тебя до смертной ямы на окраине города...

Та затряслась, как тамариск под ветром, и испуганно заглянула богине в лицо:

- Что же мне делать, о Всемогущая?..

Узза снова кивнула собственным мыслям и ответила:

- В городе властвует сила печатей, о Рабаб. В Нахле я тебя от зла не укрою - старая Узза бессильна там, где ходят по новой вере...

- Но...

- Слушай меня, о женщина, - вдруг очень строго сказала богиня.

Отступила на шаг. И подняла темную, длинную ладонь:

- Слушай. У тебя есть два пути, о Рабаб. Ты можешь повернуться спиной к бедствиям, взять своего раба и уехать куда глаза глядят - прочь от Нахля, прочь от могилы матери. Я дам тебе много еды, верблюда и коня, и джинны из моих слуг проводят тебя до места, которое ты выберешь своим домом.

- Ни за что!!! - трясясь от ненависти, выкрикнула бедуинка. - Я разорву этим ублюдкам горло зубами! Я вырву их печень и буду танцевать с ней, подобно Хинд, вспоровшей брюхо Хамзату! Скажи, что этот путь не единственный, о могучая! Я жажду мести! Чего стоит жизнь, такой, как я - нищей и оплеванной! Я умру, но убью их! Убью! Убью! Убью!!!..

Последние слова Рабаб выкрикивала, топая ногами и задыхаясь от горячей, рвущей глотку ярости.

А когда осипла и прооралась, поняла, что Узза стоит над ней черной тенью, а вокруг мертво свистит ледяной ветер.

- Я сделаю по твоему слову, о женщина, - наконец, откликнулась богиня - ночным, холодным голосом. - Ты отомстишь.

- Но как?.. - все еще задыхаясь от азарта ярости, воскликнула Рабаб.

- Я пошлю того, кто отомстит.

- Ангела? - счастливо вспыхнула глазами бедуинка.

- Ангела, - кивнула высокой черной короной богиня. - Ангела-истребителя.

Бедуинка заломила руки и со счастливой улыбкой упала на колени.

Узза коротко глянула в непроглядную темноту неба, кивнула собственным мыслям - и исчезла.

Возвращались они глухой ночью, в карван-сарае уже потушили огни - ну так, только костерок из кизяка у ворот потрескивал, а вокруг жались невольники с дешевыми копьями.

Рабаб с Залимом прошли мимо них, не оглядываясь - прямо в свой закуток с левой стороны, третья занавеска по галерее. Во дворе чернильной лужей плавала тьма, из глубокого лаза в подземный зал, где спали рабы и верблюды, доносились вздохи и усталое поревывание скотин. Бедуинка мысленно подсчитала оставшиеся дирхемы в рукаве: эх, если этот ангел задержится, деньги иссякнут, и придется съезжать вниз, к животным и чужестранцам, прямо под глаза здоровенной статуи ханаттийского бога с добрым сонным лицом и в высокой короне.

Занятая такими мыслями, она переступила одеяло, на котором обычно спал зиндж, и нырнула под занавеску. Когда Залим схватил ее сзади, Рабаб сначала не поняла, что происходит. Зиндж, тяжело дыша, повалил ее на войлок и принялся задирать платья.

- Ты что делаешь... - допищать она не успела - лапища зинджа с силой вдавила лицо в вонючую подстилку.