Артем Тихомиров - Чрезвычайный и полномочный

А благоухал по-прежнему Грендель. Поднявшись на ноги, он готовился растереть в порошок Пнилла, Арбара и Шонвайна. Героическая троица замерла в ожидании последней схватки.

Все еще в трансе, болтаясь между миром живых и миром мертвых, Талиесин взглянул на слугу.

– Не медлите! – Голубые глаза дроу резали сердце виконта, словно лезвие опасной бритвы. – Будьте героем, господин!

– Ладно! – вздохнул виконт и воткнул шпагу туда, где, согласно анатомическим сведениям, почерпнутым из пророческих видений, сходились у Гренделя шея и голова.

Громадная туша монстра содрогнулась. Откинувшись назад от боли, монстр едва не сбросил Талиесина, которому казалось в тот момент, что попал он в огромную взбесившуюся центрифугу. Фамильная шпага Эпралионов сломалась, герой вскрикнул, изо всех сил цепляясь за волосы чудовища.

Краем глаза он видел бегающих внизу дружинников. Меньше всего они походили на закаленных в боях профессионалов – скорее на психов, спасающихся от пожара в дурдоме.

Грендель, уже полминуты как мертвый, наконец решил поддаться силе земного тяготения.

Чувствуя, что снова падает и на этот раз вряд ли выдержит подобное потрясение, Талиесин завопил, точно раненый канюк. А потом, как водится, наступила тьма. Виконт был уверен, что это не он за компанию с чудовищем свалился на землю, а сама земля решила прихлопнуть его своей массой.

«Ну, наконец-то. Если уж помирать, то быстро, – подумал посол Тиндарии. – Надоела вся эта канитель!»

– Ты больше не наш вождь, ты – проклятая контра!

С этими словами Хрясю Большестрашному дали пинка и отправили в полет, закончившийся в большой луже, где грязь наполовину смешалась со свиным навозом.

Проехавшись по ней физиономией, Хрясь остановился и поднял голову. Большая свинья лежала в углу двора и смотрела на него приветливо.

Бывший вождь Водохлебов зарычал, но рык этот вышел больным, жалким и невнушительным. Ответом был громкий издевательский смех позади. Мучимый похмельем и осознанием полного провала, Хрясь обернулся и сел.

– В чем дело, парни? – прохрипел неудачливый автор заговора.

Он пытался вспомнить, что случилось в самом ближайшем прошлом, и бросал на это все свои интеллектуальные силы.

– Королева… Товарищ Офигильда приказала передать тебе, что больше в твоих услугах не нуждается, – сказала тощий высокий воин с плохими зубами. Хрясь знал его, еще когда тот ходил пешком не только под стол, но и под стул, а теперь нате – стоит и ухмыляется, как палач. – Ты не оправдал нашего доверия. Предал Корпус Стражей Диккарийской Революции, и потому мы тебя изгоняем. Вдобавок ты низложен, и твое место главы клана занимаю отныне я, Охпрыщ Гнойный. Ясно?

Большестрашный мотнул головой. Все казалось страшным сном.

– Короче, радуйся, что мы не пустили тебе кровь, как того требует закон Революции! – суровейше фанатичным голосом добавил Охпрыщ, поигрывая большим ножом. – Убирайся. Если попадешься нам снова, кишки выпустим!

Водохлебы смотрели на своего вчерашнего вожака с презрением, словно он был грязной помойной крысой. Да и той бы досталось больше уважения.

Хрясь замер с открытым ртом.

– Пошли, парни. Дел много. – Охпрыщ Гнойный повернулся и вразвалочку зашагал ко входу во дворец.

Там стояла кучка революционных воителей и похохатывала над Хрясем. К этой кучке присоединились Водохлебы. Хохот стал раза в три громче.

Медленно, попытки с четвертой, Большестрашный поднялся на ноги. Он помнил, чтобы было вчера – много кровопускания, много выпивки, потом – провал… Затем обрывочные образы. Кажется, Лже-Офигильда проводила военный совет, пока он, Хрясь, спал под столом в тронном зале. А может, это был глюк. Но если совет был по-настоящему, почему не разбудили? Уроды!

И вот теперь его будят и за ноги выволакивают на улицу, где низвергают в грязь и навоз!..

Проклятая старуха расправилась с ним. С тем, кто вытащил ее из многолетнего забвения и сделал…

Хрясь пошатнулся, с трудом устояв.

– Ладно, – прошевелил он резиновыми губами. – Я отомщу тебе, грязная тварь…

Оглядев себя, экс-вождь понял, что это определение сейчас относится в большей степени к нему, и надулся. Воины у входа во дворец заливались хохотом и отпускали уничтожающие комментарии, давая Хрясю ощутить, каково это, оказаться на самом дне, быть изгоем, которого каждый может прихлопнуть от нечего делать.

Очевидно, распоряжаться оставленной ему великодушно жизнью экс-вожаку было недолго.