Глен Кук - Игра теней

Я рассмеялся:

– Скажи ему, пусть перестанет. Мне тут еще только религиозных революций не хватало.

– Верно. Я как-то не подумал, что тебя это будет волновать.

Но меня волновало буквально все. Таглиосское общество подверглось жесточайшим потрясениям, хотя увидеть это можно было лишь со стороны. Слишком много перемен в такой краткий срок претерпел этот народ ограниченных традиционалистов. Никакой постепенности, никакого времени на привыкание. Спасение Таглиоса подобно было скачке на смерче. Туговато мне придется, если страх и безысходность, направленные против Хозяев Теней, вдруг поменяют направленность.

Как-то, посреди моего четырехчасового сна, меня разбудил Одноглазый.

– Джахамарадж Джах пришел. Говорит, должен прямо сейчас увидеться с тобой.

– Что, дочурке его стало хуже?

– Нет. Он полагает, что должен тебя отблагодарить.

– Веди сюда.

Жрец вошел едва ли не крадучись. Он поклонился мне почтительно и неловко, словно бродяга с улицы. Он поименовал меня всеми титулами, до каких только додумались таглиосцы, включая и Исцелителя – аппендэктомии здешние хирурги не знали. Он опасливо оглядывался, словно ожидая увидеть уши, растущие из стен. Наверное, опасение сие было профессиональным. А уж вид Жабомордого ему не понравился вовсе.

Значит, кое-кто знает, что представляет собою наш бес. Это следует принять к сведению.

– Здесь можно говорить? Это-то я понял без перевода.

– Да.

– Я не могу задерживаться надолго. За мною могут следить, зная, что я в большом долгу перед тобою. Исцелитель.

Ну, так не тяни, подумал я.

– Я слушаю.

– Первожрец Шадара, старший надо мною, Годжаринди Грыж, чья покровительница – Гада, одно из чьих воплощений – Смерть, был очень расстроен тобою в тот вечер. Он сказал Детям Гады, что Гада жаждет твоей ка.

Жабомордый, переведя, прокомментировал:

– Гада – шадарская богиня смерти, разрушения и разложения, Капитан. Дети Гады – секта, идущая по пути убийств и пыток. Доктрина их гласит, что они должны быть случайны и бессмысленны. Хотя на практике умирают попавшие в хреновый список главного жреца.

– Ясно. – Я слегка улыбнулся. – А кто покровительствует тебе, Джахамарадж Джах? Он улыбнулся в ответ:

– Хади.

– Надо думать, воплощение Света и Благости.

– Хрен там, начальник. Она – сестра-близняшка Гады. И как бы даже не мерзее. И к мору лапку приложила, и к голоду, и к прочим таким штучкам. Одна из самых крупных свар между культами Шадара и Гунни – считать ли Гаду и Хади разными божествами, или же это одно такое в двух лицах.

– Ну, мне это нравится! Пожалуй, еще и много народу через это полегло… И жрецы еще удивлялись, что я их всерьез не принимаю… Одноглазый! Как по-твоему, я верно догадался, что наш приятель здесь в рассуждении вылезти из долгов?

– Сдается мне, он желает стать следующим главным шадаритом, – хмыкнул Одноглазый.

Я велел Жабомордому задать этот вопрос впрямую. Жрец, даже не зарумянившись, признал, что он, как преемник Годжаринди Годжа, предпочтительнее всех.

– В таком случае, я полагаю, он ничего особенного не сделал, только предупредил. Словом, спасибо ему зажато,, но я считаю, он нам еще должен. Скажи, если он однажды утром проснется главным шадаритским жрецом, пусть на год-два умерит амбиции и гаврикам своим то же накажет.

Жабомордый перевел. Улыбки как не бывало Губы жреца сжались в маленький, сморщенный грецкий орех. Однако он согласно кивнул.

– Одноглазый, проводи его до дороги. Не хотелось бы, чтоб он попал в беду благодаря начальнику.

Сам я отправился будить Гоблина.

– Тут со жрецами проблемы. Один тип, по имени Годжаринди Годж, науськал на меня убийц. Бери Мургена, отправляйся в Лебедеву пивнуху, подыми ихнего ненавистника жрецов, пусть укажет тебе этого негодника. Он явно нуждается в переводе на высший план бытия. Особой зрелищности не нужно, просто – понеприятнее. Ну пусть, например, весь изойдет на кровавый понос.

Гоблин, ворча, пошел за Мургеном.

Одноглазый с Жабомордым – наблюдать, не появятся ли предполагаемые убийцы.

Какие они там ни были профессионалы, мимо Жабомордого не проскользнешь. Их оказалось шестеро. Я послал кое-кого из наров, не питавших отвращения к подобным вещам, отвести их на людную площадь и посадить на колья.

Днем позже ушел на закат Годжаринди Годж. Скончался от внезапного сильнейшего приступа фурункулеза. Урок не прошел незамеченным.

Однако и впрок не пошел.

Никто особенно не расстроился и не вознегодовал. Все согласились на том, что Годж знал, на что идет. Однако Радиша как-то задумчиво поглядывала на меня, когда мы в очередной раз спорили, так ли уж мне нужна очередная тысяча мечей и особенно реквизированные мною сто тонн древесного угля.