Ольга Громыко - Божий промысел

А из могильной тьмы беззвучным, неестественно-текучим прыжком выметнулся огромный зверь. На груди и воротнике слипшаяся шерсть успела переродиться в треугольные роговые пластины, по бокам они только проклевывались сквозь гниющие комья. Морда, и при жизни способная вместить голову ребенка, вытянулась вдвое. Клыки не изменились (куда уж больше, пасть не закроется!) — зато ими стали все зубы до единого. На шее бесовской насмешкой болтался ошейник с разлохмаченным бантом.

— Что… Что это, боги?! — возопил Микол, загораживаясь дрыном, который так и не выпустил из рук.

— Говорю ж тебе, придурку — ус’опес! — гаркнули Всевышние. — Закопали пса на святом погосте, молебен как по человеку отслужили, а потом удивляются!

Послушник помотал головой, и гулкий хор в ней ужался до одного, вполне земного голоса.

— Неправда, нет на мне такого греха!

— Ну настоятель твой! Безутешный купец сунул ему полсотни кладней, а тот и рад стараться!

На кладбище частенько хоронили чужаков в закрытых гробах: то рыцаря, которому не повезло с драконом, то богатого вельможу из самой Шаккары привезут — мол, завещал похоронить себя на родине. Но чтобы собак?! А Микол-то, дурак, еще Козеку жалел: на одной неделе и собака любимая издохла, и какого-то родича отпевать пришлось.

Нежить встряхнулась, осыпав людей земляными комочками и окатив волной смрада. Подозрительно принюхалась ошметками носа, из-под которых выглядывали концы желтоватых костей.

Маг осторожно потянул из ножен меч, но псу хватило чуть слышного шелеста. Зверь встопорщил пластины и с рычанием попятился. Звук был низкий и въедливый, в груди защипало как от долгого бега.

— Ну?! — Рыжий поманил усопса свободной ладонью, но тот издевательски оскалился и тенью метнулся прочь, в момент затерявшись меж надгробьями

— Вот скотина! — Маг со злостью обернулся к послушнику. — А все ты!

— Чего — я? — Микол тоже на всякий случай отполз, протирая рясу задом.

— Спугнул гада! Надо было его в могиле бить или на приманку брать! Вот где он теперь, а? Может, очередную собаку дерет, а может, и человека!

— А что ж ты к нему, — паренек поморщился, завел руку через плечо и выдернул из спины здоровенную щепку, — умение свое позорное не применил?

— Магию, что ли? Так это ж нежить, ее только сталь берет. Для пульсара она слишком быстра, плести заклинание не было времени, к тому же об усопсах в архиве почти нет данных…

— А может, она у тебя на святой земле попросту не действует? — торжествующе перебил Микол.

— Действует! — возмутился маг.

— Не верю! Не попустят боги такого кощунства!

— Гхыр знает что, — пробормотал рыжий. — Ну на, гляди!

Маг воткнул меч в землю, развел руки, и между ними затрепетал, заискрил синий язычок молнии.

— Убедился?

Вконец разочарованный Микол не успел ответить — между ног колдуна, топоча, как заяц, проскочила белая собачонка. Она так ополоумела от ужаса, что даже не лаяла: мчалась с раззявленной пастью и вытаращенными глазами.

Молния выскользнула у рыжего из рук, и чье-то надгробие рассыпалось мелкой крошкой. Маг наклонился за мечом, усопес, как в чехарде, пролетел над его спиной, обкапав слюной куртку. Взгляд нежити был намертво прикован к белому петляющему пятнышку — упыриный голод оказался сильнее осторожности.

— Хватай тварюгу! — заорал рыжий, забыв, что имеет дело не с коллегой.

Послушник тоже не подумал и схватил. За что получилось.

Усопес, проскакав несколько саженей, остановился. Недоуменно оглянулся.

Микол, сидящий, как дурак, с оторванным хвостом в руке, почувствовал себя очень неловко.

— Кажется, ты его разозлил, — со смешком заметил маг.

Собачонка, заложив вираж, снова прибилась к его ногам, осев дрожащим холмиком.

Послушник запустил хвостом в оскаленную морду, подгреб к себе дрын и вскочил.

Все собаки любят гоняться за своими хвостами. Но только этому волкодаву удалось его поймать.

Пока пасть усопса была занята, Микол что есть мочи огрел его дрыном промеж ушей. Судя по звуку, череп треснул. Более того — показался из бескровной раны, но пес даже не взвизгнул. Только голова мотнулась. Еще один удар — в глаз, палка вошла на добрых три пяди и чуть не застряла, выдернувшись с гадостным чмоканьем.

Отбить от нежити что-нибудь более дельное монах не успел: она перешла в атаку, сомкнула челюсти на захрустевшем дрыне (Микола чуть не стошнило от близости разлагающейся морды), опрокинула человека на землю, с обидной легкостью сломила сопротивление рук и… прилегла рядом. Ряса на груди начала быстро промокать, кожу защипало.