Вера Камша - Несравненное право

– Лев Атэва проницателен, – вставил Иоахиммиус, потому что было нужно сказать хоть что-то.

– Даже слепой фаррак [140]чует, когда надвигается шарк [141]и забивается под камни, потому что песок перестает быть защитой. Я знаю то, что я знаю. Дей Арредж не вернется, языком безумной старухи говорило Зло. Я два дня и две ночи провел с тем, что сотворил ваш пророк [142]. Даже младший помощник презреннейшего из золотарей поймет, КОГО судьба привела на корабль, уходящий в бездну. То, что предсказано, свершится. Придет то, что придет, и будет новый бой. Мы должны встретить врага с наточенными клинками, но сказано, что нет оружия смертоноснее знания, а ты – хранитель его.

Сегодня я отпускаю тебя и твоих слуг. Как только милосердное солнце отвернет свой лик от дороги, десять сотен всадников и десять по десять сотен черных рабов выйдут из Желтых ворот с караваном, в середине которого пойдут двадцать верблюдов, нагруженных золотом. Если рабы умрут, их сменят другие, но дом твоего бога будет построен. Пока в нем живет Знание, он неприкосновенен – никто не войдет в него без разрешения твоего или же того, кого ты изберешь преемником.

– Благодарю повелителя атэвов, – наклонил голову кардинал, – но Церковь требует, чтобы обитель Творца создавали верующие в Него с радостью в сердце, а не под свист бичей. Мы не можем принять твой дар.

– Я ничего не даю вашей Церкви, пастырь хансиров, – пожал плечами Майхуб, – мне нет дела, сколько раз в день вы возносите свои не праведные молитвы. Но я знаю, что придет время и то, что ты привез, станет костром в ночи и родником в пустыне. Ты строишь не дом своего бога, но сокровищницу, в которую не войдет никто без твоего ведома и к которой не подойдет никто без моего согласия. Звездочеты сулят мне долгое царствование, а моим сыновьям и сыновьям моих сыновей удачную судьбу...

Не знаю, кто из них увидит, как из семян, оброненных презренным Миджедом, взойдет и упрется в Небо дерево Ада, и, – калиф пинком отбросил подвернувшийся кальян, – страшнее и темнее бесконечных пещер Гаджары судьба тех, кто будет рубить его, чтобы его ветви не затмили солнце навеки. Мы должны передать им острый топор.

Нареченный Джахим. Ты возьмешь рабов, воинов и золото. Ты уйдешь в глубь желтой пустыни Эр-Гидал, и ты построишь там крепость. Я сказал, а ты выслушал.

– Я не могу этого сделать! – Архипастырь с ужасом смотрел в глаза старого маринера.

– Вы сделаете это, Ваша Святость, – Эрик Коннак глянул на главу Церкви так, как некогда смотрел в око бури, – сделаете, потому что мы должны знать!

– Это невозможно!

– Почему? Я не доживу до весны, за моей спиной хорошая жизнь, что бы ни толковали ваши клирики о смирении, я ею доволен и не скрываю этого. А теперь я могу еще и своей смертью дело сделать. Агва Закта [143]дарит умирающему пророческий дар?

– Господин Эрик!

– Да или нет?!

– Да, Проклятый меня побери, – не выдержал бывший рыцарь.

– Вот и хорошо, наконец-то ты как человек заговорил, – удовлетворенно вздохнул старейшина Совета Паладинов. – А раз так, я узнаю то, за что не жалко жизни, тем более осталось-то ее всего ничего. Да не смотри на меня так, Великие Братья меня не осудят, а до твоего Творца нарисованного мне дела нет. Не верил я в него всю жизнь и напоследок верить не собираюсь. И не пытайся в угоду своей совести нужное дело загубить. Чистеньким нужно в лесу жить да грибами питаться, а если уж взялся других в бой водить, без крови не обойтись...

– Ты прав, – лицо Феликса стало жестким. – Принимаю на себя всю ответственность.

– Ну, это ты загнул, – старый безбожник подмигнул главе Церкви, – всю не нужно. Только половину. За себя я уж как-нибудь отвечу сам, ежли кто вдруг спросит. А ты отвечаешь за то, чтоб из того, что я узнаю, толк вышел. Хотел я не к тебе с этим делом обратиться, а к Шани Гардани, да раздумал. Он-то уж точно себя бы потом заел, а вы объявили себя всеобщими пастырями да молельщиками за чужие грехи, вот и отдувайтесь.

– Хорошо, – кивнул Архипастырь, – клянусь сделать все, чтобы помочь Рене и Благодатным землям. Когда ты...

– Да прямо сейчас, – перебил старик, – с морем и кораблями я попрощался, за правнука выпил, а в вашем сухопутье мне смотреть нечего. Есть тут у тебя место, где нам не помешают?

– Есть, – Феликс встал и открыл ту самую дверцу, в которую не столь давно его предшественник провел Романа Ясного. Убранство потайного кабинета Архипастыря не изменилось, и Эрик опустился в то самое кресло, в котором сидел бард.