Вера Камша - Несравненное право

Все последние дни он провел в ожидании своей смерти, которая бы выкупила для Герики проход в иные миры. Цена, назначенная тем, кто по своей воле желал оставить Тарру, была высока. Обойти запрет Светозарных можно было лишь ценой добровольно отданной жизни. Из двух вступивших во Врата проходил лишь один, причем ключом, открывающим ему дорогу, служила жизнь второго.

Рамиэрль родился и вырос в мире без богов, и потому в его голове до сих пор не укладывалось, как высшая сила сумела навязать свои условия двум кланам эльфов. Хотя, если взглянуть правде в глаза, сделано это было во имя благих целей. Неведомая Рамиэрлю, но хорошо памятная Залиэли Адена, про которую та говорила одновременно с благоговением и злостью, не желала бросать Тарру без защиты. Она прекрасно знала эльфов и нашла способ заставить их сражаться за мир, к которому Перворожденные были, в общем-то, достаточно равнодушны. Эльфы с готовностью ушли бы за своими богами, мимоходом погрустив о судьбе покидаемых ими земель, но они (по крайней мере, лучшие из них) не стали бы платить жизнями своих близких за право преклонить колено перед престолом Света.

На то, что любимые дети Творца захотят остаться по собственной воле, дабы охранить покинутые Светозарными Рассветные земли, Адена в отличие от Ангеса не рассчитывала. Правы же оказались оба. Просто Воин думал о таких, как Ларэн и Эмзар, а Дева о таких, как Эанке. Рамиэрль из Дома Розы прекрасно помнил свою сестру, воспитанную в лучших традициях былого величия, и понимал, что в канун охватившей Тарру междоусобицы таких, как Аутондиэль, было большинство.

Что ж, затея двоих из семерых Светозарных удалась, хоть и не в полной мере. Клан Луны раскололся на две части. Тех, которые решили остаться, и тех немногих, кто ушел, бросив жребий, кому жить в Свете, а кому послужить для этого живым мостом. С Лебедями было иначе. Их королева по ведомой лишь ей причине скрыла тайну Врат. Сделать же так, чтобы ее клан не успел уйти с пятью другими, ей ничего не стоило. И Лебеди опоздали, причем даже муж Залиэли не узнал истинной причины. Права ли она была, сейчас не смог бы сказать никто. Во всяком случае, Рамиэрль не рискнул судить нежданно-негаданно отыскавшуюся мать своего отца.

Лебединая королева дорого заплатила за свое решение, он же, Рамиэрль, скорее всего поступил бы на ее месте точно так же.

И не только потому, что самое страшное право – право решать, кому умирать, а кому радоваться жизни за чужой счет! Рамиэрль Звездный Дым был еще и либром Романом Ясным, любившим исхоженную им землю и считавшим, что ее стоит защищать любой ценой. Да, Адена поступила жестоко, но, по большому счету, благородно, хотя ему ближе был искренний и порывистый Ангес. Поэтому Роман без колебаний согласился на план Залиэли, казавшийся единственно возможным.

Чтобы обезопасить Тарру от нового воплощения Ройгу и в конце концов вернуть Проклятого, нужно было сберечь Герику, Эстель Оскору, устоявшую в схватке с Ройгу благодаря своей любви. Но в этом мире до нее бы рано или поздно добрались или уцелевшие ройгианцы, или адепты Неизвестного, а значит, ее нужно было отправить за пределы Тарры, причем как можно дальше. Сама Герика никогда бы на это не согласилась, но, если она будет думать, что спасает Рене, пойдет на все. Дело же Романа – открыть Врата.

Один должен сгореть, чтоб другой прошел, и этим «вторым» может быть только он, Рамиэрль из Дома Розы. Эта жертва, этот выбор должен быть добровольным и осмысленным, и сделать его может лишь тот, в чьих жилах течет кровь Звезд.

Роман не колебался, хоть и любил жизнь. Если насчет Рене и Залиэли у него еще были кое-какие надежды – вдруг вернутся, ведь никому так и не удалось узнать, что же кроется за Жемчужным рифом, – то свою участь бард знал совершенно точно. Судьба же в лице Преданного распорядилась иначе.

Рысь опередила его, и – он не поверил своим глазам – Врата приняли жертву. Видимо, благодаря эльфийскому ошейнику. Роман своими глазами видел, как пламя охватило рысь, которая на миг зашлась в жутком смертном крике и рассыпалась сверкающими звездочками, как рассыпается испепеленная бумага. А затем в пламени возник овал, сверкнувший зеркальным блеском, расколовшимся на семь радужных цветов. В эту радугу и вступила Герика. Силуэт женщины окружили два ореола – темно-синий и черный, а потом тарскийка исчезла, а радуга погасла. Остался мечущийся на алтаре костер, то взлетающий к потолку, то прижимающийся к мраморному основанию, но потом погас и он. Дальний бой был окончен.