Ричард Адамс - Обитатели холмов [издание 2011 г.]

— Отлично. Мы тебе рады.

Он оглядел остальных. Те не сводили глаз с него и Шишака. Первым нарушил молчание Черничка:

— Наверное, я тоже пойду. Я еще не совсем понял, из-за тебя это, Пятик, или нет. Но так или иначе, нас в городке стало слишком много, и тем, кто не в аусле, приятного в этом мало. Смешно! Ты боишься оставаться, а я боюсь идти. Ли́сы здесь, ласки там, а посредине Пятик… и ни минуты покоя!

Черничка сорвал привядший листок и принялся медленно жевать, изо всех сил пытаясь скрыть охватившую его тревогу, потому что весь прошлый опыт говорил об опасностях, подстерегающих кроликов в неизведанных землях за пределами городка.

— Если мы Пятику верим, — начал Орех, — значит, считаем, что уходить надо всем. Так что с этой минуты и до отхода каждый должен уговорить как можно больше наших.

— Думаю, я побеседую кое с кем из ауслы, — отозвался Шишак. — Если удастся кого-нибудь убедить, вечером приведу с собой. Но за Пятаком никто не пойдет. Никто не захочет потерять звание гвардейца из-за задворника, да и я не захотел бы. Чтобы ему поверить, надо услышать его собственными ушами. Как я. Я-то понимаю, что ему было что-то вроде послания, и я этим штукам верю. Не понимаю, почему не поверил Треарах.

— Потому что Треарах не любит, когда что-нибудь приходит в голову не ему, — ответил Орех. — А второй раз к нему не пойдешь. Попытаемся собрать как можно больше кроликов и встретимся, когда наступит фа-Инле́. Тогда же и тронемся. Времени в обрез. Беда — какой бы она ни была — всё ближе с каждой минутой. И вот что, Шишак: Треараху вряд ли понравятся разговоры с гвардейцами. Капитану Падубу, думаю, тоже. Они, конечно, не станут возражать, если задворники вроде нас уберутся отсюда подальше, но тебя они вряд ли захотят потерять. На твоем месте я хорошенько подумал бы, с кем там говорить.

Фа-Инле на языке кроликов означает «после восхода луны». Кролики, конечно, понятия не имеют ни о точном времени, ни вообще о точности. В этом отношении они очень похожи на первобытных людей, которым, чтобы только собраться, требовалось несколько дней, а потом еще несколько дней, чтобы приступить к делу, ради которого они собрались. В те времена людям, чтобы действовать сообща, нужно было некое чувство наподобие телепатии — телепатическая волна словно захватывала их и несла к назначенной минуте. Те, кому доводилось видеть в сентябре ласточек и стрижей — как они собираются на телеграфных проводах, щебечут, как описывают круги, то в одиночку, то небольшими группками, над голыми, убранными полями, возвращаются, чтобы сделать потом круг побольше, потом еще и еще, над пожелтевшими изгородями вдоль улочек, — все эти сотни разрозненных птичек, которые, мельтеша, со все возрастающим нетерпением собираются в стаи, не соблюдая никакого порядка, сливаются в одну огромную шевелящуюся массу, плотную посередине, редкую по краям, и эта масса постоянно меняется, перестраивается, как тучи или волны, и так до тех пор, пока все (но отнюдь не каждый) не почувствуют, что пора, и тогда они снимутся с места, и начнется еще один гигантский перелет на юг — перелет, который переживут не все; те, кому приходилось наблюдать, как поднимается эта волна, захватывающая всех, кто в первую очередь осознает себя лишь частью целого и только потом — во вторую очередь — личностью; те, кому приходилось наблюдать, как эта волна поднимает, захватывает всех, не нуждаясь ни в сознательной мысли, ни в сознательной юле, могут сказать, что видели деяние ангела, который погнал в Антиохию первых крестоносцев и гонит в море леммингов.

После восхода луны прошло не меньше часа, но оставалось еще довольно много времени до полуночи, когда Пятик с Орехом снова выбрались из норы под кустами куманики и поскакали тихонько по дну канавы. С ними бежал еще один приятель Пятика — Хлао, или Плошка. («Хлао» на кроличьем языке означает любое углубление, где может скапливаться влага, например чашечка в листьях одуванчика или чертополоха.) Плошка тоже был маленький, невероятно робкий, и большую часть своего последнего вечера в городке Орех с Пятиком потратили, уговаривая его отправиться с ними в поход. Плошка согласился неохотно. Он страшно боялся опасностей, поджидавших их за пределами городка, но потом решил, что главное — держаться поближе к Ореху и точно выполнять все его команды, а там, глядишь, и будет что-нибудь хорошее.