Ричард Адамс - Обитатели холмов [издание 2011 г.]

— Он справился! А что я вам говорил?

Орех повернул голову и увидел на дороге Черничку. Тот устал, вымазался в грязи, но сказал это именно он. Следом за ним из вереска выбрались Желудь, Плющик и Алтейка. Теперь все четверо уставились прямо на Ореха. Орех не сразу понял, с чего бы это. Потом, когда приятели придвинулись ближе, он догадался, что смотрят они не на него, а куда-то дальше. Орех обернулся. Гравийная дорога спускалась вниз к тонкой полоске рябин и серебристых берез. За ней была редкая изгородь, а дальше, меж двух покрытых леском склонов, лежало зеленое поле. Они все же прошли эту пустошь.

— Ох, Орех, — сказал Черничка, подходя и огибая грязную лужицу на дороге. — Я так устал, так растерялся, что начал было сомневаться — знаешь ли ты, куда нас ведешь. Я слышал в вереске, как ты твердил это «уже недалеко», и даже злился. Я думал, ты просто морочишь нам голову. Мне следовало бы знать тебя получше. Фрит-рах свидетель, ты самый настоящий старшина!

— Здорово, Орех-рах! — сказал Алтейка. — Вот здорово!

Орех не знал, что ответить. Он смотрел на них и молчал, и тогда заговорил Желудь:

— Вперед! А ну-ка, кто первый доберется до поля? Лично я еще могу пробежаться. — Он начал было — кстати, довольно медленно — спускаться по склону, но, услышав оклик Ореха, сразу остановился.

— Где остальные? — спросил Орех. — Где Одуванчик? Шишак?

В тот же миг из вереска появился Одуванчик и сел на дороге, уставясь на поле. За ним — Дубок, потом — Пятик. Орех следил взглядом, как брат выбирается на обочину, когда раздался голос Алтейки, который показывал в сторону склона.

— Посмотрика-ка, Орех-рах, — сказал он — Там внизу Шишак и Серебряный. Они ждут нас.

Светло-серая шкурка Серебряного резко выделялась на фоне низких кустов утесника, но Шишака Орех увидел, только когда спустился.

— Все вышли? — спросил Шишак.

— Конечно, — ответил Черничка. — И знаешь, Орех у нас просто настоящий старшина. Давай, Орех-рах…

— Орех-рах? — перебил его Шишак. — Старшина? Фрит тебе в нору! Да я соглашусь называть его старшиной, когда рак на горе свистнет! Вот когда такой день наступит, тогда я даже драться не стану!

Потрясающий он дал обет в честь потрясающего же дня, но относился он к будущему, а будущее все равно никто не угадает, так что бедняге Ореху только и оставалось, что отвернуться, разочарованно бормоча про себя, что, мол, в конце концов они вышли бы из этой пустоши и без него — что правда, то правда.

— Пошли, Желудь, — сказал он. — Ты же хотел побегать — так давай.

И через несколько минут над ними уже шелестели кроны серебристых берез, а когда взошло солнце, просвечивая то зеленым, то красным сквозь листья папоротников и цветов, кролики пролезли сквозь изгородь и побежали по мелкой канавке в густой луговой траве.

Дожить до той поры, когда исчезнут тревога и страх! Увидеть, как поднялась и рассеялась туча над головой — та самая туча, лежавшая на сердце, из-за которой возможность счастья чуть не обратилась в воспоминание! Это одно из немногих чувств, известных всем без исключения.

Вот ребенок — он ждет наказания. Но вдруг оказалось, что взрослые не заметили или простили его проделки, — и тотчас же мир заиграл всеми красками, наполнился сладчайшими ожиданиями… Вот солдат, который ждет боя с тяжелым сердцем, готовый к страданию и гибели. Но вдруг и ему улыбнулась удача. Пришло известие — война окончена, и кругом все поет! Солдат наконец вернется домой!..

А вот воробьи на пашне — спрятались от пустельги. Но пустельга улетела — и они резвятся, мельтешат над оградой, пищат и садятся, куда захотят… Вот злая зима сковала всю землю. Зайцы сидят на пригорке, вялые, отупевшие от мороза, и готовы уже погрузиться в бесконечную глубину ледяного покоя снегов и безмолвия. И вдруг — кто бы мог подумать? — затренькала капель, большая синица на голой вершине липы зазвонила в свой колокольчик, задышала земля — и зайцы носятся, скачут на теплом ветерке. Безнадежность и отвращение рассеялись, как туман, и немотное одиночество, подобное бесплодным трещинам в земле, где они обитали, расцветает подобно розе и устремляется к вершинам холмов и к небу.

Усталые кролики паслись, резвились на залитом солнцем лугу так, словно пришли из подлеска, с соседнего склона. Вереск, шараханья в темноте были забыты, их будто бы растопило поднявшееся солнце. В высокой траве играли в догонялки Шишак с Дубком. Плющик прыгал взад-вперед через ручей, бежавший посередине поля, Желудь решил было последовать его примеру, но не рассчитал — и свалился в воду. Пока он выбирался, Серебряный насмехался над ним, а затем опрокинул его на ворох прошлогодних дубовых листьев и не отпускал, пока Желудь не обсох. Когда солнце поднялось выше, съежились тени и высохла роса, все вернулись в тенистые заросли бутня, росшего вдоль канавы. Рядом, под цветущей дикой вишней, уже сидели Пятик, Орех и Одуванчик. Облетали белые лепестки, осыпая траву, поблескивая на кроличьих шкурках, и неподалеку пел дрозд: «Дер-р-ревце, дер-р-ревце, р-р-росистое дер-р-ревце. Пригнись, пригнись, пригнись».