Но стоит мне только увидеть будущую картину во сне, как я понимаю - утром я проснусь самим собой. Это как ключ, позволяющий немного убежать от безумия, дверь, которую мне иногда удается найти и прикрыть.
Кукбара долго и странно смотрела на больного. В глазах ее читалась ревность и начинала наливаться ненависть.
- Если бы я не знала так хорошо пограничье, то подумала бы, что ты Властелин, - мягко сказала она, - Но я чувствую, оно еще в моей власти. А тебе… Может, так тебе повинуется твой кусок? Каждый больной суть властелин своей части пограничья. Но, в отличие, от меня у них только клочок. Я же могу распоряжаться этим запредельным пространством полностью…
Она немного помолчала, выстукивая какую-то песенку.
- Углубляясь в философию, - начал Виктор, - что можно сказать. Возможно, ты властвуешь лишь частью пространства. Каждый больной владеет своей частью, и ты тоже владеешь своей. Мы можем убивать друг друга и занимать новые территории, расширяя собственное безумие, а можем углубиться сами в себя, чем и занимаемся.
Может быть, никому кроме тебя в голову и не пришло, что можно распространять собственное безумие на других. Пространство просто есть, но оно не исполняет желаний и не ластится к ногам, как кошка.
Может быть твоя часть больше, чем части других и исполняет твое желание быть владычицей. Может быть и так.
Виктор говорил, не глядя на Кукбару. Он смотрел за окно на падающие лепестки.
До доктора донесся шум падающих мелких деревянных фигур и грохот упавшей доски.
- Какого черта?! - прошипела Кукбара, - Так быть не может! Я изучала это место!
- Я просто говорю, что думаю.
- Логика не самый главный конек больных на голову. Нужно изучать факты! - фыркнул Кукбара.
- Но это объясняет, почему ты не можешь меня найти. Потому что и твоя власть имеет предел и случайно, ты наткнулась на меня, не подчиненного тебе.
- Но это ломает всю мою теорию! - воскликнула Кукбара.
Виктор промолчал. Взгляд его стал безразличен.
- Я пойду, в глазах сильно рябит, - Виктор часто моргал, как будто в глаз попала соринка.
Кукбара не ответила. Ван Чех тут же сделал вид, будто бы он прогуливался по коридору, как раз в тот момент, когда Виктор выходил. Больной поздоровался с ним рассеянно и побрел, как сомнамбула, к себе в палату, чтобы заниматься картиной.
- Ну, доброе утро, голубушка, - ван Чех с хищной улыбкой зашел в палату.
Его взору предстала Пенелопа. Впервые за все годы доктор был разочарован.
- Это мило со стороны Кукбары прислать тебя, но я хотел говорить с ней, - заметил ван Чех.
- Она очень зла сейчас на Виктора. Они любят играть в шахматы вместе, но сегодняшний разговор это, конечно, удар для нее, - Пенелопа прошлась по палате, провела рукой по стулу и столу, помяла в пальцах край скатерки.
Ван Чех сел на стул. Ладонь Пенелопы скользнула по его черным жестким кудрям.
- У тебя уже седые волосы появились, Октео… Сколько времени прошло? Ужас. А мне, кажется, будто дня три, не больше, - печально улыбнулась Пенелопа.
Доктор попытался удержать ее руку, но не успел.
- Так хорошо ощущать все твердое, все привычное, - Пенелопа продолжала трогать окружающую реальность, - Там все зыбко, до чего не дотронься, все имеет не ту форму, в которой предстает. На вид шершавое, может оказаться гладким, лимон может отдавать черным перцем, а лук будет сладким, как патока. Там все не правильно.
Пенелопа села в ноги доктору на пол и положила голову ему на колени.
- И так сидеть тоже хорошо. Я уже и не знаю, что меня туда тянуло. Зачем это все? Я скучаю по больным, по тому, что никому больше не могу помочь. Тягостно, что сама теперь одна из них. Хочу обратно. Она пусть остается там, а я здесь. Не злиться, конечно, не нормально, но… вот Кукбара там сейчас бесится, а мне хорошо… А когда я плачу - ей хорошо.
Доктор гладил Пенелопу по голове, а сердце его сжималось от тоски.
- Я стараюсь тебе помочь.
- Я не обвиняю, Октео, прости, если это выглядело, как обвинение. Просто констатация факта, что Пенелопа хочет того, чего никогда не будет.
- Почему никогда? - сердце доктора ненадолго остановилось.
- Потому что ты сам знаешь ответ, - улыбнулась Пенелопа, - Потому что хватит отсиживаться здесь одному. Давно пора нанять кого-то еще.
- Таких как ты специалистов больше нет, - ласково улыбнулся доктор.
- Можно воспитать. Честно, ты готов сам уже обучить кого-нибудь, Октео, подумай хорошенько.
Ван Чех думал над словами Пенелопы. Да, он многое знал и умел. С другой стороны, он полностью отдавал себе отчет, что все его успехи заслуга Пенелопы в том числе, которая вытаскивала больных через пограничье. Учить кого-то этому? Вряд ли возможно, чтобы он мог кого-то чему-то научить.
Читать дальше