Антонин с трудом отвел взгляд от удаляющихся пуффендуек.
— Ладно, умник. А мое?
— Антонин, отвяжись, – рыкнул Том, беря с полки новые книги.
Антонин воздел лицо к потолку, артистично взмахнул руками.
— Слава, Агриппе! А Руквуда помнишь?.. Хотя таких личностей иногда забывать полезно.
На этот раз Том проигнорировал его слова, сел за стол, принялся листать фолианты, самопишущее перо приготовилось к конспектированию. Антонин от скуки постучал костяшками по табурету, нетерпеливо поерзал, вытянул шею, поглядывая за пуффендуйками, что устраивались за одним из библиотечных столов.
— Том, извинишь, я пойду кое–кого поприветствую…
Том поднял голову, перехватил взгляд Антонина как раз тогда, когда Анна Боумен посмотрела в их сторону, так же поспешно отвернулась.
— Кого? – опешил Том, уточнил с ужасом: – Боумен?!
— А что?
Том уткнулся в книгу, чтобы скрыть изумление, ответил нарочито безразличным тоном:
— Ничего. Просто удивляюсь, когда ты успел?
— Так на Зельеварении же… – принялся объяснять Антонин. – Помнишь, мы с тобой местами поменялись, а я теперь сижу как раз перед Анной. Скажу тебе, не ладится у нее с зельями, но в целом и общем девочка хорошая…
— Гм, даже слишком хорошая, – отметил Том скептически. – Не увлекайся болтовней, я уже скоро управлюсь.
— Я мигом.
Антонин моментально подскочил с табурета, привычно размашистым шагом. Том, не поворачивая головы, одними глазами покосился в сторону пуффендуек, с шумом выдохнул. Вновь попытался вникнуть в смысл трактата, но безуспешно, с раздражением захлопнул фолиант. Быстро скрутил свиток с конспектами, запихнул перо и чернильницу в сумку, вернул книгу на полку. Уже через минуту покинул библиотеку, и сразу направился к ближайшей лестнице.
На следующем этаже его догнал запыхавшийся Антонин.
— Ты чего так быстро? Я только поздороваться и успел…
— Я предупредил, что скоро закончу, – процедил Том. – К тому же я тебя с собой не звал, мог бы продолжать любезничать.
Антонин с изумлением посмотрел на него, но прикусил язык, умолчал уже готовую саркастичную шутку.
В Общей гостиной они нашли Августуса и Сенектуса, напротив них, на диване, устроился Элджи. Том ожидал увидеть что угодно, только не это: и с перебинтованной рукой Элджи улыбался так, будто совершил подвиг и с минуты на минуту ожидал награды.
— …последний раз повторяю, я не нанимался в няньки, – бунтовал Августус, бледное лицо пошло лиловыми пятнами.
Сенектус всплеснул руками.
— И слава всем святым, что не нанимался: в миг лишился бы гонорара. Хоть убей не пойму, как можно было не заметить…
— О чем спор? – вклинился Антонин, приблизившись.
Сенектус резко развернулся на каблуках, издал разоблачающий возглас:
— Ага!.. Долохов, а где ты был, когда Элджи вывалился из саней?
— Понеслась, – простонал Августус, без сил рухнул в кресло.
Том обошел крайне раздраженного Сенектуса, сел рядом с Элджи, спросил негромко:
— Что вообще происходит?
— Сенектус ищет виновного в том, что я покалечился.
— И кто виноват?
— Я, – ответил Элджи честно, вздохнул с грустью: – Только Сенектус и слышать об этом не хочет. Вон и у Августуса уже терпение лопнуло. А я же сам наклонился, мне показалось, что там, подо льдом, рыбки серебряные плавают…
Том слушал в пол–уха, рассеянно покачивал ногой, а Элджи, тыча в перевязанную руку, продолжал рассказывать взахлеб:
— …едва наложила бинты, и боль утихла… мадам Кохен такая хорошая… самая добрейшая врачевательница, которая когда‑либо меня лечила…
— Как ты сказал? – переспросил Том, внезапно посмотрел Элджи в глаза.
Элджи на миг замешкался, потом неуверенно повторил:
— Говорю, боль прошла, как только мадам Кохен…
— Да, нет, – отмахнулся Том. – После.
Элджи нахмурился, припоминая, каштановые завитушки на голове зашевелились от усердия.
— Ну, про врачевательницу, – подсказал Том, теряя терпение, затем добавил со вздохом: – Ладно, расслабь голову, иначе лопнет. Ты сказал, что мадам Кохен «добрейшая», понимаешь?
Элджи отрицательно помотал головой.
— Можно вас прервать? – обратился Том к распаленным спором Сенектусу и Антонину, Августус тоже поднял на него глаза. – У меня вопрос. Какую часть Хогвартса можно обозначить словом «добрейшая»?
Августус и Антонин недоуменно переглянулись, Сенектус перевел злой взгляд с Тома на Элджи, задержался на перевязанной руке.
— Больничное крыло.
Читать дальше