Глеб Борисенков - Возвращение Урмана-1

– Ничего, – прошептал сенатор. – Мы ещё побарахтаемся.

Там, на другом конце Хрустального моста, только что бушевало пожарище. Огненный шторм пронёсся над Чёрным городом. Деревянные домишки запылали в одно мгновение. Там ещё оставались люди… Септимий помнил крики… эти крики навсегда останутся с ним, даже за чертой жизни. Он отдал приказ. Никто не был предупреждён, слишком спешили, чувствуя на хвосте огромную армию. Женщины, дети, старики… были и верные властям, особенно из тех, кто побогаче, кому было что терять.

Город надо было сжечь, чтобы лишить армию квартир и продовольствия. Чтобы превратить неизбежную победу Максимуса в хитрую ловушку. Голодное войско пожрёт себя само. Но Септимий не желал уничтожения мага. Если Ночная хозяйка выйдет средь бела дня, то… кто, кроме Максимуса сможет отправить её назад?

– Они идут! Они идут! – с берега донеслись крики разведчиков.

Скоро всё закончится. Я много прожил и мне есть, чем гордится. Но этот пожар… необходимость… О чём я думаю в последние мгновения? Почему нет ощущения величия? Лишь бесконечное сожаление.

– Их сотни тысяч! – услышал сенатор. Легионеры перешептывались между собой. – Головы у них песьи, уши волчьи, из глаз брызжут искры…

В прежние времена паникёрам отрезали половой член и вставляли в задницу. Мы всегда требовали абсолютного подчинения и преданности. Забыли только спросить: а надо ли им это всё? Что мы смогли принести в мир, кроме безотчётного страха и ненависти?

По мосту, оглядываясь, убегали разведчики. За их спиной в клубах чёрного дыма выступали фигуры вражеских солдат.

До города было рукой подать, пахло морем, солью и гнилыми водорослями. Идти вниз стало легче и солдаты ощутимо повеселели. Младотюрки ушли далеко вперёд: Урман успел заметить бледное после разговора с Владимером лицо Арсена. Тысячник прикусил губу до крови. И эти две капельки крови, выступившие на нижней губе воина, запомнились больше всего.

Владимер приказал что-то невыполнимое, неприемлемое даже для преданного сторонника. Но Арсен не может не подчиниться, он раб, как и все мы. Что же приказал колдун? Всё одно – я чувствую беду. Корабль вот-вот пойдёт ко дну. Не пойму только: корабль – это мы все или только я один? Или весь мир? Близится последний час.

Конница ушла. На засеке пехоту сильно потрепало, погибло не меньше двух сотен. Легкораненые плелись в хвосте. Тех, кто потяжелее, пришлось бросить. Урман понимал – их судьба будет незавидной. Надо было выиграть, обязательно выиграть, чтобы забрать их.

Чёрная фигура Владимера возвышалась над наемниками. Он был невозмутим, словно и не собирался отправить массу людей на убой.

Тебе не важно, сколько жизней ты загубил и ещё загубишь. Ты сам себя проклял, вырвал сердце и растоптал. Некого больше винить. И раз ты зашёл так далеко, не щадя себя, то и другие пусть последуют за тобой, хоть в бездну. Нет, Владимер, ты не прав! Я пересёк пролив вовсе не за этим. И если судьба привела меня на край света – то я буду служить Создателю, и отдаю свою жизнь в его руки. Не ты мой господин, ни для тебя моя служба!

Рядом был Имре. Урман чувствовал, что привязался к мальчишке. Проводник был такой же… как он сам, совсем недавно. Неясная тоска, готовность прыгнуть в омут с головой, наплевав на последствия. Война бы непременно погубила Имре. Кто знает, что бы он стал делать дальше, если бы не оказался в «плену»? Скорее всего, примкнул бы к лагерю восставших аборигенов и уже сложил бы голову. Номады не церемонились, они не давали второго шанса. Это были просто скоты на конях, хорошо вооружённые и сытые. Война для них была удовольствием, способом не только почувствовать себя нужным, но и унизить других. Для Урмана же война оставалась святой.

Из-за гор стала видна синяя полоска моря. Она казалась выше, чем должно было быть, прямо над горизонтом, как будто переходило в небо. Вдали высился плотно застроенный остров. Радужный город.

Владимер глянул на рыцаря, будто прочитал мысли. Под наглухо закрытым капюшоном не было видно лица, но Урману показалось, что оно непременно было печальным. Не могло быть иначе. Человек возвращался домой спустя десятилетия. Или уже нечеловек. Но природу-то не изменишь.

Только гордость не позволяет ему припасть на колени и лобызать камни. Сколько же он ждал возвращения? Грезил во сне и наяву, сжимал кулаки от отчаяния? И каким он вернулся? Древним монстром из сказок. А каким вернусь я? Что скажет отец? Марий вот тоже изменился. Стал маленьким Владимером. Даже имя сменил, чтобы ничего не напоминало о прошлом. Но прошлое нужно, необходимо. Да, иногда оно мордой в дерьмо макает, но это хорошо. Чтобы помнил, кто ты есть, не зарывался до уровня небожителей.