Глеб Борисенков - Возвращение Урмана-1

Мы в кольце врагов. Выхода нет! Центурион пропал. Думаю, следующим буду я. Постоянно хочется пить. За фляжки с тел покойников скоро начнутся драки…

…Кажется, я видел их. Зелёные плащи. Не помню, чтобы кто-нибудь носил этот цвет. Экатуза – фиолетовый. Радужный город – красный. Новград – синий. Закрылся в палатке, как будто тент может меня защитить! Меня нет, меня нет, проходите мимо! Уходят…

…Нас перебьют по одному. Опять стучат барабаны. Я рад, что угодно, лишь бы не эта тишина. Опять появились мятежники. Как хочется пить!

Почему-то, кажется, что легион не придёт…

… Застава разгромлена. Они лезут через частокол. Вся дорога завалена трупами. Дротиков больше нет! Нас осталось мало, может с два десятка. Сейчас допишу и назад, к частоколу. Слышу зов трубы. Пора бежать! Если выживу, допишу».

Сенат давно не собирался в полном составе. Не стало исключением и нынешнее заседание. Из двенадцати мест четыре оставалось пусты. Лорд Натали отбыла в порт для эвакуации семей. Владыка Тиберий вёл помощь из Экатузы. Горячий Саргон самолично вышел с Легионом покарать отступника. На место же хранителя Черного города за двадцать лет так и не нашлось достойного кандидата. Никто не хотел прослыть либералом. Либералом. Септимий, хранитель ключей, поморщился от отвращения. Самое мерзкое оскорбление!

Холодные белые стены, такие же холодные каменные лавки, поставленные полукругом. Через высокие стрельчатые окна морской ветер продувал помещение насквозь. Восемь замерзших стариков в легких белоснежных, под стать помыслам, накидках. Вот и весь Сенат – правителей Ойкумены.

– Надо выйти навстречу, – предложил один из стариков. Это был Сервий, брат покойного магистра Клавдия. – С дарами.

Это было настолько дерзко и гадко, что в прежние времена поднялся бы гвалт. Предателя схватили бы за полы и начали бить кулаками. Но с тех пор прошло двадцать лет. Септимий сверху вниз посмотрел на этого толстого коротышку с выпирающим брюхом:

– Пятьдесят лет изгнания ещё не истекли.

Коротышка не колебался. «Он уже всё для себя решил, – понял сенатор. – Сервий не станет драться. Нет, он забьётся в какую-нибудь норку с парой шлюх и будет ждать, пока буря не утихнет. У его брата была хотя бы честь… раз храбрости не хватало».

– Объявим амнистию.

«Мы слишком стары для всего этого. Нас пугает запах крови. Мы не можем обойтись без мягкой перины. Мы старики. Даже молодой Саргон… ему сорок два, забери меня бездна!» – подумал Септимий. Он был высоким, худощавым мужчиной с седыми короткими волосами.

– Честь, закон, справедливость! – сенатор напомнил девиз республики. Именно в таком порядке. Предложение толстяка нарушало сразу три положения!

– Давайте уже что-нибудь решать! – проворчал Кальпурний. Старик почти вжался в стену. – Я промёрз до костей! И вообще хочу в туалет! А вы опять спорите, всё время спорите… молодёжь.

Кальпурий выглядел лет на восемьдесят-девяносто. Морщинистая голова облысела, складки кожи придавали ему сходство с черепахой, лишённой панциря. Вместо волос торчали какие-то редкие клочки пушка. Сенатору шёл уже двухсотый год, и если его тело с помощью магии могло протянуть ещё лет пятьдесят, то разум сдался раньше.

– Поздно решать, – отметил один из сенаторов. – Нам осталось ждать результатов.

«Двадцать лет назад отступник сковал силы десяти лучших магов разом, – вспомнил Септимий. Ему было тревожно и постоянно болело сердце. – Десяти! Ныне против него осмелился выйти только один. Мы выдохлись. Слишком много не доверяли, поназакручивали гаек. Пришла беда – и некому встать рядом. Молодёжь ушла».

– У них двадцать тысяч тяжёлой пехоты, – влез Сервий. – И один из лучших магов во главе. Вы разве не были там? Я никогда не забуду, как в одночасье стал никем. Как мы жались за щиты? Молились четырём ветрам? Тогда он был один, с горской озверевшей бедноты.

– Прыгни вниз! – перебил Септимий. – Если всё решил. Подойди к краю и прыгни. Хоть умри с честью!

– Тихо вы! – проскрипел Кальпурий. – У нас нет магистра, но я самый старший. И, повторяю, я примёрз к этой проклятой скамейке! Если вы хотите ругаться – оставайтесь, но без нас!

Сенаторы смерили друг друга угрожающими взглядами. Септимий презрительно поджал сухие губы. Сервий выпятил живот вперёд. Кальпурий поднялся и вышел в полукруг.

– Тогда голосуем. Кто за сдачу города – поднимите руки. Один, два, три голоса. Кто против? Четверо. Я не буду спрашивать тебя, Септимий, почему ты воздержался. Мне это вообще не интересно. Я думаю, заседание окончено и можно разойтись. Проклятье, сейчас лопнет мочевой пузырь!