Джон Толкин - Две башни

– Вот оно что, – протянул Мерри, – вот что покою тебе не дает! Только я тебе скажу: не стоит простым смертным соваться в дела магов. Не очень-то это здоровое занятие.

– Но мы в последнее время только этим и занимаемся, – возразил Пин. Я первым увидел этот шарик. Знаешь, как хочется еще раз на него посмотреть!

– Спи лучше, – посоветовал Мерри. – Со временем все узнаешь, а сейчас – спи.

– А что плохого, если мне хочется взглянуть на шарик? Гэндальф уселся на нем как курица на гнезде. Ты, я вижу, мне совсем не сочувствуешь? – надулся Пин.

– Сочувствую и даже очень, – сонно ответил Мерри. – Мне тоже любопытно. Только давай отложим до завтра, а то, если я еще раз зевну, у меня рот лопнет. Доброй ночи! – и он мгновенно заснул.

Пин долго лежал молча. Мысль о шаре не давала ему покоя. Он словно чувствовал в руках его тяжесть, видел в его глубине таинственный красный огонь и тщетно пытался заставить себя думать о чем-нибудь другом. Наконец, не в силах больше бороться с собой, он тихонько встал и огляделся. Было холодно. Луна светила ярко, тени были черными, как уголь. Кругом все спали; дозорных не было видно, они либо ушли на ту сторону холма, либо затаились среди кустов. Пин подошел к спящему Гэндальфу и пригляделся. Маг лежал спокойно, но Пин уловил блеск его глаз под неплотно сомкнутыми ресницами и поспешно отступил. Гэндальф не шевелился, и хоббит медленно, словно против воли, снова подкрался к нему. Маг лежал на боку, укрывшись плащом и одной рукой обнимал что-то круглое, завернутое в черную ткань. Другая рука словно только что соскользнула с этого свертка.

Чуть дыша, Пин подкрался еще ближе, потом опустившись на колени, протянул руку, прикоснулся к свертку и приподнял его. Сверток оказался совсем не таким тяжелым, как он ожидал. «Наверное, это что-то другое», – подумал он со странным чувством облегчения, но сверток обратно не положил. Оглядевшись, он заметил поблизости круглый булыжник, с трудом дотянулся до него и поднял.

Быстро и осторожно он снял со свертка темную ткань, завернул в нее булыжник и положил около спящего. Теперь, наконец, он мог взглянуть на свою добычу. Вот он, этот шар, тусклый и гладкий, лежит у него на коленях. Пин торопливо завернул его в плащ и уже хотел вернуться к своему месту, но тут Гэндальф зашевелился во сне, пробормотал что-то, нащупал камень рядом с собой и, вздохнув, успокоился снова.

– Ох, и дурак же ты, Пин, – шепотом обругал он себя. – Тебе что, неприятностей мало? Положи шар обратно! – колени у него тряслись, и он чувствовал, что не посмеет больше приблизиться к спящему. – Не могу же я положить это обратно и не разбудить его, – пробормотал он. – И что плохого, если я загляну в шар? Только не здесь, – он отполз в сторону и присел на кочку.

Положив шар на колени, Пин склонился над ним, как ребенок над унесенным в свой уголок лакомством. Потом осторожно приоткрыл полу плаща и взглянул. Сначала шар был черный как смоль, только блики лунного света скользили по его поверхности. Потом внутри что-то засветилось и начало двигаться. Пин уже не мог оторваться. Вскоре вся внутренность шара запылала, в нем перемещались какие-то огни. Потом они разом погасли. Пин хотел уже отвести взгляд, но вдруг ахнул и начал клониться все ниже и ниже и, наконец, оцепенел. Губы у него беззвучно шевелились. Так прошло несколько минут. Неожиданно хоббит пронзительно вскрикнул и замертво упал на землю. На крик выбежали часовые, спящие проснулись, и всю стоянку охватило смятение. Подбежал Гэндальф.

– Так вот кто оказался вором! – воскликнул он, поспешно закрывая шар плащом. – Это плохо!

Пин лежал навзничь, оцепенев, глядя в небо невидящими глазами.

– Хотел бы я знать, какая беда с ним приключилась и только ли с ним? – Гэндальф был встревожен не на шутку. – Он взял руку Пина, прислушался к его дыханию, потом приложил ладонь ко лбу. Хоббит затрепетал и закрыл глаза. Потом всхлипнул, сел, и стал дико озираться по сторонам.

– Это не для тебя, Саруман! – вскричал он каким-то странным голосом, сдавленным и пронзительным, и рванулся прочь от склонившегося над ним Гэндальфом. – Я пошлю за ним сейчас же. Ты понял? Скажи только это! – он забился, пытаясь вскочить, но Гэндальф крепко и осторожно удержал его.

– Перегрин! – властно и мягко позвал он. – Вернись, Перегрин!

Хоббит обмяк и на минуту потерял сознание. Потом открыл глаза. Взгляд у него был измученный и жалкий.

– Гэндальф! – вскрикнул он. – Гэндальф, прости меня!