— Я была уверена, что ты смотришь кукольное представление, — сказала Кэнди.
— Я немного посмотрел, — ответил Шалопуто. — Но там все одно и то же. Ты понимаешь…
— Не очень, — ответила Кэнди, немного сбитая с толку.
— Понимаешь. Любовь и Смерть. Всегда Любовь и Смерть. Хотя, если это куклы, ты, по крайней мере, видишь вещи такими, какие они есть — что всех дергают за свои ниточки.
Обычно Шалопуто не шутил. Кэнди рассмеялась, хотя ей показалось, что в его замечании имеется глубина, которую трудно связать с Шалопуто и его жизнью.
— Ты от меня что-то скрываешь? — спросила она.
Теперь рассмеялся Шалопуто; с эхом в этом переулке происходило что-то такое, что делало звук темнее и глубже, чем он должен быть. Кэнди замедлила шаг. Потом остановилась.
— Какие у меня могут быть тайны? — спросил Шалопуто. — Тем более от тебя.
— Не знаю, — сказала Кэнди.
— Тогда почему ты спрашиваешь?
— Ты говорил о любви.
— А, — тихо сказал он. — Да, я говорил так, словно действительно ее испытывал. Да. Как будто знал, что это такое — кого-то любить. Слышать от них обещания верности. Что они будут любить тебя вечно, если ты дашь им… — Он поежился. — Ну не знаю. Что-нибудь неважное.
Кэнди почувствовала, как по спине бегут холодные мурашки. Это был не Шалопуто.
— Прости, — сказала она, изо всех сил стараясь, чтобы голос не выдал ее страха. — Ты не тот, за кого я тебя приняла.
— Нет нужды извиняться, Кэнди, — молвила фигура в тенях. — Ты не сделала ничего плохого.
— Приятно слышать, — ответила она, все еще пытаясь говорить так, словно ничего серьезного не произошло, обычное недоразумение. — Мне пора идти. Там друзья… они меня ждут. — Она попыталась оглянуться, но ее взгляд все равно остался прикован к чужаку.
Правда, чужаком он не был.
— Я думала, ты умер, — очень тихо сказала она.
— Я тоже, — ответил Кристофер Тлен.
— Я бы умер, — продолжил он, — если б не знал, что ты еще здесь, принцесса. Полагаю, именно это не позволило мне сдаться окончательно. Мысль о том, чтобы тебя найти. Ну и, разумеется, мои кошмары.
Пока он это говорил, два нитевидных создания выскользнули из укрытия в лохмотьях, что были на нем надеты, и обернулись вокруг шеи. Хотя их прежняя яркость исчезла, света было достаточно, чтобы она увидела лицо Тлена. Он выглядел как человек, только что вытащенный из грязи и экскрементов; глаза казались колодцами, на дне которых мерцали щели света; губы напоминали полосы грязи в окружении жил, не способных скрыть его костяной оскал.
— Не смотри на меня, принцесса, — сказал он и отвернулся, пытаясь скрыть свое жалкое состояние, но сделал это слишком быстро, и ноги его подвели. Он споткнулся и упал бы в грязь, если б не успел протянуть руку и вцепиться пальцами, не утратившими своей силы, в гниющую штукатурку и сколотый камень стены.
— Мне стыдно, что ты видишь меня таким. Но я должен был придти к тебе, пусть ненадолго. Когда мы встретимся в следующий раз…
— Ее здесь нет, — сказала Кэнди.
— Что?
— Мы разошлись.
— Ты ее выгнала?
— Не сама. Мне потребовалась помощь, чтобы все сделать правильно. Но она ушла. Посмотри сам. Загляни в меня. — Она подошла к его согбенной фигуре и протянула руку. — Давай. Делай, что нужно. Я больше тебя не боюсь.
Так оно и было. Хрупкая тень, стоявшая перед ней теперь, совсем не походила на Повелителя Полуночи, преследовавшего ее в Доме Мертвеца. Он рассматривал ее лицо, и его жесткие черты кривились в подозрении. Затем он поднял руку и коснулся кончиков ее пальцев своими. Она ощутила в себе его изучающее присутствие, похожее на ледяную воду, проглоченную в жаркий день.
— Она тебя использовала, — сказала Кэнди. — И ушла.
Ей послышалось, как он зовет свою принцессу у нее в голове. Одно лишь имя. Никаких нежностей. Никаких ласковых прозвищ. Только горестный зов.
— Ты ее любил, да? — спросила Кэнди. — Ты до сих пор ее любишь.
Тлен поднял голову и взглянул на нее. На его изломанном лице было глубокое отчаяние и не менее глубокий гнев, смешанные друг с другом.
— Да, я ее люблю, — сказал он. — Конечно, люблю.
— А она обещала, что будет любить тебя, если ты дашь ей то, что она хочет.
Тлен едва заметно кивнул.
— И это была…
— Магия, разумеется. Поначалу ничего особенного — она лишь хотела разобраться, есть ли у нее способности.
— И они у нее были.
— Да. Потом, конечно, она захотела большего.
— Когда это было? Задолго до того, как я родилась?
Читать дальше