Игорь Мерцалов - Схаас

Обратная дорога к Дому Калу пролетела незаметно. Второй отряд мёршинов промелькнул в поле зрения уже в Тихом Логу, но на рожон не полезли ни те, ни другие.

Клахар принял победителей сдержанно, хотя и похвалил за малые потери. Потом велел всем отдыхать, сказав, что скоро времени на это не будет ни у кого. Возможно, ему пришлось не по душе самоуправство Истер, однако он не мог не признать, что вылазка закончилась наилучшим образом.

Истер порадовалась про себя тому, что, вернувшись в отведенную им комнату, Длинный Лук сам принялся разоблачаться, не только без сожаления, но и как будто с гримасой неудовольствия избавляясь от частей доспеха.

— Сглупили мы, по всему выходит, что сглупили, — вздохнул он. — Я должен был сообразить.

— О чем ты?

— Об этих, черт язык сломит, шханцунах. Ясно как день, что они опять переметнутся к штурканам, это ты верно сказала. Раз уж они такие заядлые предатели…

— Думаю, их остановит страх перед тобой, — сказала Истер, становясь перед ним на колени, чтобы помочь ему снять сапоги.

— Не знаю, Раххыг сказал, что они, ко всему, еще и глупы, значит, рассудят так, что, мол, удачно отвертелись от лишней драки, и все. А штурканов все равно остается больше, и кого они выберут, как не штурканов? Они же не видели, что мы устроили там после их бегства, вот что плохо. Не видели — и скоро страх забудут.

Истер ответила не сразу. Джок рассуждал узко, но здраво, и хорошо бы это были его собственные мысли, а если — подсказка доспехов?

— Я не думаю, что мы могли лучше использовать положение.

— Да, — усмехнулся Джок. — Шутка получилась славная. А только надо было так придумать, чтоб сразу и шханцунам досталось. Надо было бы их сразу вырезать, задать трепку, чтобы выжившие потом спать не могли без кошмаров.

Истер села на постель рядом с ним и провела рукой по его жестким волосам.

— Самое главное — мы почти без потерь перебили пять сотен врагов, — решительно возразила она. — Заметил, как это было важно для Клахара? А для нас с тобой это еще важнее — ведь именно калуны будут нашей опорой, так что нужно их беречь. Я понимаю твое воинское рвение, но королям приходится думать и о цене победы. Порой она слишком превышает самое победу…

Джок, сладко потянувшись, лег на меха, привлекая к себе Истер.

— Что ж, тут ты права. В конце концов, на поле боя они не будут опаснее мёршинов, и уж если я их где примечу, то не стану жалеть, пущу кровь… чтоб захлебнулись, гады.

— Крови будет много, давай не станем говорить о ней сейчас. Всему свое время, — самым невинным образом улыбнулась Истер, заглядывая ему в глаза. — Сейчас время для чего-то более приятного…

Голос доспехов, подумала она. Длинный Лук всегда был жесток, но реки крови не манили его, и сейчас с ней разговаривает не столько Джок, сколько наследие Рота. Пока что это голос доспехов, но скоро он может стать голосом Джока…

— Для чего же, к примеру?

— Это я к тому, что в мыльне нас опять ждет горячая вода.

— Ох, ну сколько можно мыться? — возмутился Джок. — Я и без того устал как собака.

— Обожаю чувство чистоты. По-моему, чистое тело гораздо красивее, ты не находишь? — Она встала на колени посреди постели и потянула с себя рубашку. — Фу, на себя аж смотреть противно. И грязного тебя я целовать не собираюсь, потому что жевать песок и каменную пыль мне еще в дороге надоело.

И снова, пока они приводили себя в порядок, служанка унесла грязную одежду, оставив взамен их собственную, выстиранную и залатанную, на столике оставила ужин, столь же роскошный, как и в прошлый раз. Хотя по времени земли его стоило бы назвать поздним завтраком.

На сей раз усталость заставила их заснуть куда раньше, чем того хотелось обоим, зато пробудились они бодрыми и полными сил. Служанка вновь принесла еду и предупредила, что Клахар хочет их вскоре навестить.

О делах за едой не говорили, просто болтали о пустяках, смеялись над чем-то нелепым. Истер решила про себя, что доспехи Рота, не заполучив Джока первым же натиском своей темной воли, оставили его в относительном покое до той поры, пока опять не возникнет в них нужды — до сражения. Значит, сейчас можно было позволить себе короткую передышку, отвлекшись от непрерывного напряжения мысли. И она обнаружила вдруг, что давно, с детских лет, представлявшихся теперь такими же невероятно далекими, как первая молодость Коры, не помнит за собой таких чудесных минут отдохновения, когда не нужно постоянно таить в голове десятки замыслов и уловок, просчитывать ходы, менять личины… Хотя бурная жизнь, подобная пляске на натянутой струне, и была для Истер единственно возможной и правильной, она неожиданно осознала, что тихое самозабвение рядом с любимым человеком может быть столь же необходимым и правильным.