Энн Маккефри - Поиски Акорны

«Представить тебя подходящему молодому человеку, конечно!», объяснила Нева таким тоном, словно это было очевидно. «Тебе уже давно пора найти себе пару. Я поражаюсь, как ты еще можешь сдерживать себя».

«Ничто еще не затрагивало этой стороны ее бытия», отозвалась Мелиренья. «Или ты испытывала уже… скажем так, незнакомые чувства?» Она обернулась к подругам. «Знаете, такое бывает, если дитя растет в изоляции от сородичей».

«Я…» Акорна стыдливо понурилась. «Ну… были минуты….»

«Уже недолго, сестры-дочерь», уверила ее Нева, продолжая массировать девушке плечи.

«Придется подождать», с сожалением возразила Акорна.

« Почему ?!» потрясенным хором возопили все трое линьяри.

«У меня остались еще дела на Маганосе…»

«Со всем справится этот маленький Рафик», твердо заявила Мелиренья. « Мы – твой народ. Прежде ты должна полететь с нами. А если какие-то проблемы все же потребуют затем твоего участия, мы с радостью вернемся с тобой».

Кхари не то заржала, не то захихикала.

«И с твоим супругом».

«Да найдет ли меня кто-нибудь привлекательной? Я так долго жила…» Акорна осеклась, заметив, что даже чопорная Мелиренья от смеха согнулась пополам.

«Еще увидишь,’Кхорнья! Еще увидишь!»

Потом двое линьяри удалились по каким-то очень важным делам, а Нева продолжала мягко разминать девушке плечи, но в чуть ином ритме, и Акорна заметить не успела, как заснула.

К тому времени, когда ее начали искать, по бортовому времени «Прибежища» уже наступило утро. Калум наконец-то уступил пульт Маркелю и вернулся на «Акадецки», чтобы рухнуть на койку и забыться мертвым сном. Что Акорна может находиться где-то, кроме своей каюты, ему в голову не пришло. Так что когда Гилл и Рафик явились будить и его, и девушку, чтобы объявить о прибытии дяди Хафиза в компании пышнотелой, закутанной в вуаль Карины, то с недоумением и ужасом обнаружили, что Акорны нет.

– Она где-то рядом, – объявила Карина из-под чадры.

Калум заметил, что вуаль была почти прозрачная: куда более, чем те шелка, в которые ему когда-то пришлось замотаться, чтобы обвести вокруг пальца дядю Хафиза. Сквозь чадру проглядывало весьма милое, хотя на взгляд пилота и слишком пухлощекое, личико.

Карина театрально прижала ко лбу отягощенную доброй дюжиной перстней руку.

– Совсем близко… – Она неспешно обернулась к линьярскому кораблю. – Вон там. И они все на том корабле. Крепко спят.

– Дядя, – вполголоса поинтересовался Рафик, – с каких пор ты начал следовать варварскому древнему обычаю и прятать женщин под чадрой?

Всего лишь пару лет назад Хафиз с ужасом и отчаянием воспринял мнимое обращение Рафика в нео-хаддитизм: члены этой секты, отвергая писания Второго и Третьего пророков, дотошно исполняли заповеди Первого, не употребляя спиртного и скрывая лица своих женщин. Обнаружив, что переход племянника в ряды фундаменталистов был лишь деловой уловкой, дядя, по его словам, испытал большое облегчение, хотя и стал жертвой обмана сам.

– С тех пор, как приобрел сию бесценную жемчужину, мою Карину, – ответил Хафиз тем же интимным шепотом.

– Приобрел? Дядя, если мне не отказывает память, рабство до сих пор запрещено законами всех систем и федераций! Даже на Лябу тебе вряд ли позволят владеть наложницей!

Хафиз неодобрительно нахмурился.

– Я бы мог оскорбиться, если бы не ценил тебя так высоко, мой племянник. В глазах Трех Пророков Карина – моя возлюбленная и сердечно ценимая супруга. Мы принесли брачные обеты на Трех Писаниях.

У Рафика отпала челюсть.

– Ты женился на этой… этой шарлатанствующей псевдотелепатке?!

– Мальчик мой, – предупреждающе одернул его дядя. В голосе его звучала сталь. – Не забывай, что ты говоришь о своей тете. Какой укор людской проницательности – цветок красоты, подобный ей, вынужден был в поте лица зарабатывать свой хлеб, вместо того, чтобы, возлежа на шелковых подушках, питаться единственно халвой и рахат-лукумом! – высокопарно заявил он. – Меня не интересует прежняя ее жизнь – драгоценной газели Дома Харакамянов не придется более и пальцем шевельнуть ради пропитания.

Рафику пришло в голову, что если дядя и вправду намерился кормить свое новое приобретение исключительно восточными сладостями, та через год и вправду не сможет пальцем шевельнуть. Даже сейчас, чтобы назвать ее «газелью», требовалась весьма изобретательная фантазия.

– Разве она не прекрасна? – зачарованно вздохнул финансист. – Разве не роскошна превыше всех мечтаний? Даже моя Ясмина не могла бы сравниться с нею!