Джон Марко - Очи бога

— Жив? — спросил он. А потом хрипло расхохотался: — Я живой!

Улыбка Миникин засияла еще ярче. На лицо женщины падал необычный рубиновый отсвет, хотя амулет был спрятан под плащом.

— Как ты себя чувствуешь?

Лукьен мысленно проверил свое тело. Как будто все на месте. Он вспомнил, как сражался с Трагером на склоне, потом — как погрузился во тьму.

— Думаю, все хорошо, — ответил он. — Но так не должно быть. Моя спина…

— Тихо, не нужно об этом. Ты же теперь в порядке. Только это и имеет значение.

Лукьен оглядел комнату.

— А где Гилвин и Торин?

— С ними все хорошо, не волнуйся. Мы все в порядке, Лукьен. Лиирийцы ушли. Гилвин и барон Гласс — вне опасности.

Лукьен вздохнул с облечением.

— Хвала Небу. Но где же они, Миникин? Я хочу их видеть.

Миникин улыбнулась.

— Я отослала их прочь, совсем ненадолго. Хотела побыть с тобой наедине, — она протянула руку. — Можешь сесть?

— Думаю, да.

Со вновь обретенной силой это было на удивление легко. Лукьен оторвал голову от подушки, ожидая, что спина отзовется болью, но не почувствовал ничего, кроме приятного тепла, разливающегося по телу. Он сел без помощи Миникин и откинулся на изголовье.

Когда он пошевелился, странный рубиновый отблеск снова упал на лицо Миникин. Лукьен посмотрел вниз и увидел: удивительный блеск исходит от его собственной груди.

— О, Небо…

У него на шее висел сверкающий амулет — Око Господа.

— Что это? Миникин, что ты сделала?

— У нас был единственный способ, — быстро заговорила женщина. — Твоя рана оказалась смертельной. Без этого ты бы умер.

— Умер? Да я хотел умереть! — закричал Лукьен.

Он схватил амулет и попытался снять его с цепочки. Но Око обожгло пальцы. Он вскрикнул, а Миникин проворно убрала его руку.

— Не надо, Лукьен, — взмолилась она. — Позволь мне все объяснить.

— Что ты хочешь объяснять? Эта штука убила Кассандру. Она разрушила мою жизнь, Миникин. Она всех нас разрушила!

— Ты неправ, — возразила она. Миникин продолжала крепко держать Лукьена за руку. Он откинулся назад и тяжело вздохнул.

— Сними ее с меня, — попросил он. — Я не хочу. Не желаю так жить! Я лиириец!

— Лукьен, послушай меня. Дух амулета отблагодарил тебя за твой подвиг. Ты не будешь проклят. Станешь его священным владельцем. Можешь пойти с ним куда угодно, и всякий сможет видеть тебя.

— Но в нем зло, Миникин.

— В нем нет зла. Оно не убивало Кассандру. Оно спасло ее! Не Око виновато в твоих бедах. Это Акила вызвал их, — Миникин присела на край кровати. — Можешь снять амулет в любой момент. Это твой выбор. Но…

— Здорово, — проворчал Лукьен. — Тогда убери его от меня.

— Но, если ты это сделаешь, в твое тело вернется инфекция, как это было с болезнью Кассандры. И она убьет тебя, а Гримхольд потеряет своего защитника.

Лукьен нахмурился.

— О чем это ты?

— Ты нужен Гримхольду, Лукьен. Мне самой не под силу защищать его, а без Кадара мы все под угрозой. Нас обнаружили. Обычный мир теперь не оставит нас в покое. А ты обещал Кадару. Помнишь?

Лукьен отлично помнил.

— Я защищал Белоглазку от Акилы. Это и было моим обещанием.

— Вероятно, это так. А может быть и нет. Если ты умрешь, мы все потеряем тебя. Нам придется столкнуться со многими бедами без тебя. Всем, включая Белоглазку. А как насчет джадори? Ты им тоже нужен. Теперь ими будет править Белоглазка, но ей нужен защитник. И Гилвину, между прочим.

— Гилвину?

Миникин кивнула.

— Он же один из нас, Нечеловеков. И не уйдет отсюда. Теперь его дом — здесь. И если я не ошибаюсь, у тебя нет никакого дома, и тебе некуда идти.

Для Лукьена это было уже слишком. Он отвернулся и почувствовал, как его согревает тепло амулета. Она знал: то был дух Ока, и сейчас он с ним, их связывают невидимые узы.

— Но я же не один из вас, Миникин, — пробовал возразить он. — Я не являюсь Нечеловеком.

— Пока ты носишь амулет, ты один из нас. Ты можешь быть нашим защитником. Амараз желал этого.

Лукьен поднял глаза и увидел загадочную улыбку Миникин. Она выглядела так же, как в тот, первый день — уверенная в себе. Как хорошо, что она осталась жива, а с ней — и все Нечеловеки. Лукьен понял, что его план сработал, что битва на горе спасла им жизнь. Он мог умереть в мире, но будущее осталось бы неизвестным, оно могло содержать угрозу. Он сел прямо и сплел пальцы. И ощутил в них могучую силу — такими они не были уже много лет. Повязка все еще была на глазу, но он прекратил чесаться и слезиться.

— Значит, Гилвин остается в Гримхольде? — спросил он.