Пол Андерсон - Собака и Волк

— Да, сэр? — откликнулся юноша.

— Возьми людей, отправишься в качестве сопровождающего. Пойдешь впереди с нашим штандартом.

Саломон был явно недоволен.

— Это тяжелое задание, сэр. Дело не в опасности, сэр. Не думаю, что это опасно, по…

— Выполняй приказ, — твердо сказал Грациллоний. — Чтобы стать королем, надо учиться.

Ночью Верания родила дочь. Грациллоний сторожил у дверей. Услышав, что все прошло хорошо, вошел в комнату и поцеловал ее.

Домой он вернулся через несколько часов после восхода. В этом году рабочие пристроили к дому солярий. Стекло значительно подорожало, но подарок привел Веранию в восторг, ведь она так любила свет. Там он ее и нашел. Она сидела в кресле, подлокотники и спинка которого обтянуты были мягкой материей. Это кресло он сделал для нее своими руками. Сделал он также и стоявшую возле нее детскую кроватку, украсил ее выточенными из дерева птицами и цветами. В комнате вместе с ней сидела за пряжей служанка. Марк, здоровый трехлетний мальчик, играл на улице.

На коленях у Верании лежала книга, любимые «Георгики» Вергилия. Она унаследовала библиотеку отца. Солнечный свет, падая на волосы, делал их центром маленькой воздушной комнаты. Она только что вымыла голову, и влажные волосы, пока не убранные в прическу, струились по белому платью, как у молодой девушки. Когда Грациллоний вошел в солярий, она отложила книгу и улыбнулась мужу. Так улыбалась она ему еще маленькой девочкой, когда он приезжал из Иса к Апулею.

Он склонился над ней, вдохнул аромат ее кожи и, легко коснулся губами ее губ.

— Как ты? — спросил он.

— Замечательно, — ответила она.

Он заметил и ее бледность, и темные круги под глазами.

— Обманываешь.

— Она говорит правду, господин, — вмешалась служанка. — Такая с виду хрупкая, а посильнее многих крестьянок.

— Тем не менее тебе нужно лежать, — забеспокоился Грациллоний.

— Скоро лягу, — пообещала Верания. — Такая прекрасная погода. Я почувствовала, что смогу дойти сюда и немного посидеть.

Ей всегда удавалось настоять на своем, и он уже не спорил. Он склонился над кроваткой. Новорожденная спала. Сморщенное, красное чудо, невероятно крошечное.

— Мария, — пробормотал он. Имя это выбрала Верания. Она так и говорила, что «если родится девочка, назовем ее в честь Богоматери».

Верания посмотрела на мужа.

— Беспокоиться нужно о тебе, — сказала она. — Спал ли ты сегодня? Бедный, ты совсем измотался.

Он пожал плечами:

— Что поделаешь? Сейчас очень много дел.

— Что-нибудь еще случилось со вчерашнего вечера?

Он сел на табурет напротив нее.

— Я только что отправил римлян назад. Саломон их сопровождает.

«Бывший мой легион».

Радость ее тут же сменилась беспокойством. Он не понял, страх ли то был или огорчение.

— Ты бросил жребий, — медленно произнесла она.

Он скорчил гримасу:

— Это сделали за меня. Снова и снова повторяется одно и то же. Теперь вот Константин…

— Ты затеял опасную игру.

— Теперь это другая игра.

— Теперь и Саломону угрожает опасность.

Хотя упрека в ее голосе не было, Грациллоний взмолился:

— Разве мог я остановить его? А он нам нужен. Я и раньше говорил тебе об этом. Все любили Апулея, и помнят его. Теперь они с радостью поддержат его сына, как никого другого.

Голос ее дрогнул от гордости:

— Кроме тебя.

— Я не вечный, — он заметил ее испуг, вскочил, положил руки ей на плечи. — Успокойся, милая. Я проживу еще много лет, назло врагам.

На губах ее задрожала робкая улыбка.

Грациллоний выпрямился и заходил по комнате.

— Но нужно подумать о будущем, — сказал он. — Когда придет мой час, Марк будет еще слишком молод. Вот если бы я был королем и оставил трон сыну… я до сих пор не привыкну, что у меня уже нет Иса.

Глаза ее расширились. Она поднесла руку к губам и испуганно прошептала: — Король…

Стараясь объяснить, ругая себя за то, что не умеет найти нужных слов, продолжил:

— Мне необходимо закрепить за собой лидерство. Заложить основание. Остальное сделает после меня Саломон.

— Неужели ты собираешься порвать с Римом? — дрожащим голосом спросила она. — Ты, мой муж? Он, мой брат?

Он остановился:

— Милая моя, ты так страдаешь!

Она взяла себя в руки и грустно заметила:

— По-моему, ты страдаешь больше меня.

— О мятеже я речи не веду, — сказал он. — За исключением мятежа против Константина, оставившего Британию ради собственных амбиций. В молодости я ошибся в отношении Максима и не хочу повторить свою ошибку. Позднее, может быть, когда Арморика станет сильнее… — Он и сам не знал, что будет тогда.