Кирилл Манаков - Эдем XXI

Автоматная очередь – медленно и басовито – прорвалась через завесу тишины, и на спине одетого в светлый пиджак Швеца появились, одна за другой, темные точки, он споткнулся и уткнулся головой в подоконник.

Сергей со странным спокойствием смотрел на черное дуло автомата, и в скрытое под шлемом лицо склонившегося над ним бойца. Надо же, оказывается, в шлем можно смотреться, как в зеркало…

За спиной спецназовца вырос еще один, похожий на первого, как брат-близнец. И державший Сергея под прицелом боец медленно осел на землю.

Сергей удивлено оглянулся на Ганю, словно желая поинтересоваться у него, что происходит. Последнее, что осталось в его памяти – это Ганин кулак, летящий прямо в лицо.

Ласковый ветерок нежно гладит лицо. Мягкое солнце теплым дыханием согревает уставшее тело. Хорошо… Нет сил открыть глаза. А зачем? Зачем прерывать эту волну блаженства?

– Терг!

Бог ты мой, что за противный голос!

– Терг! Ты помесь барана и скорпионихи! Ты куда поворачиваешь! Ты, тупой урод и сын урода! Не видишь, какую руку я поднял! Еще раз повернешь не туда, весь десяток будет вылизывать задницы обозным верблюдам! Сми-и-и-рна! Ша-агом ма- арш! Нале-е-во! Терг! Тупой дебил!

Сергей поморщился и открыл глаза.

Он лежал на траве и смотрел в небо. Черт возьми, это что, сон? На улице – зима. По крайней мере, только что была зима… Или мы на Юге? Прилетели отдохнуть и вчера немного перебрали. Черт, как гудит голова. Сергей дотронулся до лица и отдернул руку – похоже, под глазом наливался приличный синяк. Подрались? С кем?

Память услужливо выдала картинки врывающихся в кабинет директора спецназовцев. Дьявол, ничего не понимаю.

Сергей приподнялся на локтях и огляделся. Зеленая лужайка возле небольшого озера, дышащего прохладой. Зато солнце, стоящее в зените, если не обжигало, то уж точно припекало. Солнце совсем не мартовское… Но солнце – это ладно. Можно предположить срочный перелет куда-нибудь в район экватора. А вот как, скажите, объяснить наличие нескольких десятков живописных оборванцев, совершающих строевые упражнения на утрамбованной каменистой поляне? Да еще под рык явно командных голосов, крайне нелицеприятно отзывающихся о генеалогии марширующих. А если прибавить, что все это происходит на фоне покрытых шкурами строений, похожих то ли на индейский вигвам, то ли на монгольскую юрту… Картина получается впечатляющая. Сергей тихо застонал и без сил рухнул в траву.

Он прекрасно понимал вопли командиров. Включая очень специфический сленг. Это его и оглушило – язык явно не русский. И не английский, которым Сергей владел в совершенстве, и не французский, на котором мог свободно объясняться. Звуки характерны для русского произношения, только с более протяжными гласными. И он понимал все! И не как язык знакомый, но иностранный, а именно родной.

– Очнулся? – перед ним стоял Ганя с обычной своей улыбкой. А вот костюм от Корнелли он сменил на широкие брюки из грубой ткани и короткую кожаную безрукавку на завязках, на ногах – что-то вроде мягких мокасин. Исчезли очки в тонкой золотой оправе и часы на темном ремешке, которые он, трепетно относящийся к сложной механике, приобрел с первой зарплаты. Ганя протянул Сергею руку, помогая подняться.

Приведенный могучим рывком в вертикальное положение, Сергей на секунду закрыл глаза, справляясь с приступом головокружения.

– Прости, немного не рассчитал, – Ганя осторожно похлопал его по плечу, и Сергей вспомнил образ его стремительно приближающегося кулака.

Он стоял, опираясь на Ганино плечо. Огляделся:

– Ганя, дорогой, а если ты еще раз мне съездишь по морде, мы вернемся, да?

Ганя захохотал, и ему вторил стоящий в двух шагах за ним человек в черном костюме – вылитый спецназовец из кошмара – или яви – только без зеркального шлема, наколенников и налокотников. И с лицом добродушным и веселым.

– Нет, милый друг, – отсмеявшись, сообщил Ганя, – плюхой в рыло тут не отделаешься, – он посмотрел на Сергея и снова закатился, – нет, ну ты только посмотри на себя.

Сергей осмотрелся. Он стоял в одних брюках, прочие детали его строгого костюма напрочь отсутствовали. Поскольку отсутствовал также и ремень, брюки висели низко на бедрах. Со стороны наверняка вид комичный.

Пришлось еще раз закрыть глаза и энергично помотать головой, безо всякой, впрочем, надежды, что мираж рассеется и вернется на свое место столь любимая московская зима. Слишком реально все происходящее, чтобы быть просто плодом больного воображения.