Андрэ Нортон - Чародей колдовского мира

Последний пролет. На вершине люк, на этот раз открытый. Если Динзил по-прежнему ждет там, на его стороне преимущество; надо уменьшить риск. Я поднял над собой лезвие. В этом мире руны еще ни разу не вспыхнули, однако я надеялся на них, как командующий армией — на испытанных и верных разведчиков.

Ничто на меня не обрушилось. Я с трудом поднялся. Вот стол с зеркалом. Я почти ожидал увидеть движущийся гребень. Но по первому впечатлению в комнате, кроме меня, никого нет.

— Каттея! — громко позвал я. Крылатое слово устремилось на другую половину темной комнаты, туда, где висит гобелен. И из темноты появилась тварь, которую показал мне Динзил, только теперь белые отчетливые кисти рук торчат на разбухших запястьях, а голова стала туманной, как у той плакальщицы на равнине.

Походка у нее такая же неуклюжая, как у меня, и на лице застыло выражение ужаса — как у человека, понимающего, что ночной кошмар стал реальностью.

— Нет! — она произнесла это резко, почти закричала. Даже если предстоит потерять ее, придется сделать этот шаг.

— Я Кемок — таким показывает меня этот мир!

— Но Динзил сказал… Ты не принадлежишь злу, ты не можешь быть таким отвратительным. Я знаю тебя, знаю твои мысли, знаю, что в тебе…

Я вспомнил высокомерные слова Динзила о том, что этот мир выворачивает человека наизнанку, показывает, что в нем заключено, его душу. Но я не принял это. И если он то же самое говорил ей, нужно подорвать эту ее веру, и поскорее, пока мы оба не погибли.

— Думай сама. Не принимай мысли Динзила за свои!

Неужели я зашел слишком далеко и она снова решит, что я говорю так из ревности?

Я протянул вперед лапу, которая время от времени становится рукой. Видел, как ее взгляд остановился на ней, глаза изумленно распахнулись. Мне удалось привлечь ее внимание.

Я попытался коснуться ее. Она увернулась, но я схватил ее, повернул и заставил остановиться перед зеркалом. Не знаю, видит ли она то же, что и я, но продолжал держать другую руку на мече и заставлял ее смотреть.

— Нет! Нет! — Она вырвалась и закрылась руками, чтобы не видеть зеркало. — Погибла… я погибла… — Повернула голову: то бесформенный овал, то женская голова — и посмотрела на меня. — Ты… твое вмешательство привело к этому. Динзил предупреждал. Я погибла! — Она стиснула руки, и никогда в жизни не видел я сестру такой потерянной и несчастной. — Динзил! — Она огляделась и мысленно страстно призвала:

— Динзил, спаси меня! Прости меня — и спаси!

Я испытывал боль от ее страданий. Каттея из прошлого тоже могла страдать, но она сражалась бы до конца и просила бы помощи только у товарищей по оружию.

— Каттея… — Я снова протянул к ней лапу, но она пятилась все дальше и дальше, с диким взглядом, отмахиваясь руками. — Каттея, подумай! — Удастся ли снова достучаться до нее? И хотя мне страшно не хотелось, чтобы живущее здесь зло укрепилось во мне еще больше, я должен это сделать — или потеряю ее навсегда.

Я повернул меч таким образом, чтобы рукоять находилась между нами. И произнес слово. Снова вспыхнул огонь, руку мне обожгло, но я продолжал держать этот столб золотого пламени.

— Каттея, неужели в тебе укоренилось зло? Мудрые часто испытывают свои души, обдумывают мотивы своих действий, знают все ловушки и западни, ожидающие тех, кто владеет силой. Ты долго жила с ними и не присоединилась к ним не потому, что не хотела, а потому, что у тебя есть более сильная привязанность. После прихода в Эсткарп что злое ты сделала… или думала, что сделала?

Слушает ли она меня? Держит руки перед лицом, но не прикасается к нему, как будто боится, что у нее не человеческая плоть.

— Ты не принадлежишь злу, Каттея: я никогда не поверю в это! Но если это так, разве то, что ты видишь, твоя внутренняя суть? Это всего лишь иллюзия; мы среди тех, кто постоянно пользуется иллюзиями. Ты чудовище только в этом мире, как и я.

— Но Динзил… — донеслась ее мысль.

— Для Динзила этот мир родной; он сделал себя единым с ним. Он сам сказал мне это. Сказал, что когда ты срастешься с этим миром, не будешь чудовищем лишь частично, то будешь прикована к нему и к его делу. Ты этого хочешь, Каттея?

Она дрожала, дрожь сотрясала громоздкое уродливое тело. Все чаще исчезала голова, и я видел глазные ямы и овальную голову плакальщицы.

— Я чудовище… я затерялась в этом чудовище…

— Ты в маске, навязанной тебе этим миром. Для многих сил прекрасное отвратительно, а отвратительное прекрасно.

Мне показалось, что теперь она прислушивается ко мне. Она медленно спросила: