Константин Кривчиков - Поцелуй королевы. Кн. 1-3[СИ]

— Уходишь? Такси уже подъехало. Я заказал. Успеешь к девятичасовой электричке.

Он выглядел грустным и расстроенным. Я приняла это на свой счет.

— Извини, так получилось. Я обязательно к вам приеду на все выходные, как вернусь из России.

— Когда ты улетаешь?

— Послезавтра, в субботу. В три часа дня. Заберете к себе на время попугайчика? Корм в тумбочке на кухне.

— Не переживай. Не в первый раз, прокормим как-нибудь твою птичку. В субботу и заеду. Заодно навещу кое-кого в Мадриде.

Дедушка проводил меня до калитки. Там мы обнялись и крепко расцеловались. Уже открыв калитку, дедушка неожиданно заметил:

— А ведь знаешь… Я эту историю, ну, про Каетано, уже раньше слышал.

Я застыла у ограды.

— Ты иди-иди, а то на десятичасовую электричку опоздаешь. Вернешься — обсудим эту тему.

Я, конечно же, не успела вовремя. Когда подъехала на такси к дому, у моего подъезда уже прогуливался Донато. Впрочем, он не стал меня ругать, лишь многозначительно хмыкнул. Тем более, что я сразу полезла целоваться. Я почему-то чувствовала себя виноватой. Донато умеет так посмотреть, что сразу хочется написать явку с повинной. Ему бы в инквизиции работать. Или дело во мне?

Мы посидели, выпили немного вина. Мы всегда встречаемся у меня. Донато до сих пор живет с родителями. Говорит, что ему так удобнее. Удобнее и удобнее. Ему виднее. Может и я бы жила с родителями, если бы они были живы. Кто знает? Я ведь их почти не помню. Лишь отрывистые фрагменты, засевшие в детской памяти. Помню мамину улыбку. А еще — как папа щекотал мне шею усами…

Мне не терпелось поделиться с Донато своими научными изысканиями, но он слушал вполуха, многозначительно поглядывая на мои коленки. Коленки у меня и вправду красивые, но почему мужчины такие тупые? Неужели трудно усвоить простую истину: когда общаешься с женщиной, ее надо слушать, а не разглядывать, словно товар в витрине?..

Потом мы пили чай и мне, наконец-то, удалось завладеть вниманием дорогого друга. Но при этом он все время зевал, хотя и прикрываясь ладошкой. Что меня, в конце концов, не столько разозлило, сколько раззадорило. Я, можно сказать, почти открытие совершила, а он… Внезапно мне пришла в голову неплохая мысль о том, как заинтриговать Донато.

— Понимаешь, когда я переводила рукопись, у меня в какой-то момент возникло ощущение, что это средневековая новелла. Разумеется, о литературном уровне говорить не приходится. Это ведь всего лишь монах, а не Умберто Эко. Понимаешь?

Донато вопросительно наклонил голову.

— То есть, хочу сказать, изложено так себе. Но сюжет…

— А что там с сюжетом? — друг слегка оживился. Поставил на стол чашку с недопитым чаем. — Я не очень внимательно слушал, извини. Устал малость. Каетано этот, Летиция, отец, сестра… Любовный треугольник, хотя и не без перчика. Может, я упустил чего?

Я попробовала пересказать снова, акцентируя внимание на самых важных, на мой взгляд, аспектах. Наблюдая за реакцией Донато, я пришла к прискорбному выводу о том, что до этого он меня, скорее всего, вовсе не слушал, а спал с открытыми глазами. Но своевременное упоминание Умберто Эко и кодового слова "сюжет" преобразили Донато, буквально, вернув его к активной жизни.

Когда я повторно довела рассказ до конца, он даже расстроился.

— И все? А дальше? А с великим инквизитором монах встретился?

— Ну откуда же мне знать? Я ведь тебе не роман пересказываю, а записки монаха. Заметь — автобиографические. Считай — документальные.

— Сдается мне, что для документа там слишком много приврано.

— Ну, так на то ты и писатель, чтобы разобраться, где — правда, а где — ложь. Вот представь, что настоящему писателю попадает в руки подобный материал. Что он с ним сделает?

При упоминании о "настоящем писателе" Донато надулся, как индюк, и сдвинул брови. Не давая ему возможности прицепиться к моей обидной оговорке, я шустро собрала со стола посуду и ушла на кухню.

Когда я вернулась назад минут через десять, помыв посуду, мой друг по прежнему сидел в кресле.

— Знаешь, София, — произнес он на удивление миролюбиво и даже заискивающе. — Я вот тут подумал. А ты, может, и права. В этой истории что-то есть, хм… Интригу можно закрутить. А кто еще про нее знает?

— Мартинес, естественно. Я ему два дня назад перевод отдала, — я загнула мизинец. — Винкеслас тоже в курсе. Ну, Лопез, заведующий архивом, я тебе про него говорила. И дедушка Бартолоум.

— Так… Бартолоум, предположим, отпадает. Он не опасен.