Picaro - Ученик

– Вам там письмо привезли, – пояснил посыльный, – из имперской столицы. Сегодня утром доставили.

– Это от родственников, – сказал мастер Петер в ответ на вопросительные взгляды приятелей. – У меня в Годштадте троюродный брат живет. Тоже золотых дел мастер. Пойду, – допив последний глоток пива, он поднялся. – До вечера, друзья.

– Меня сегодня не будет, – заметил Джордан. – Нужно навестить пациентов, так что до завтра.

– Увидимся, – пыхнул трубочкой скуластый кузнец. – Я приду.

Поправляя берет, ювелир неспешно подошел к стойке и рассчитался с Хенни. Попросив передать привет супругу и пообещав зайти после работы, мастер Петер покинул "Дубовую Кружку". На улице он ощутил сильное желание навестить отхожее место.

– Ты иди себе, – сказал он пареньку, – я сейчас догоню.

Опорожнив мочевой пузырь неподалеку в общественном сортире, Граф продолжил путь. Письмо он ждал с нетерпением вот уже два месяца и возлагал на ответ Клауса определенные надежды. Братец занимал в столичном Цехе видное положение, служил при Императорском Монетном дворе и был личным ювелиром нескольких известных аристократов. Больше двадцати лет назад покойный отец отправил Петера к родичам завоевывать далекую столицу. К сожалению, из батюшкиной затеи, по большому счету, ничего хорошего не вышло. Конечно, если не считать полученного опыта. Семь долгих лет Граф гнул спину на дядюшку, развивая талант, но так и остался никому неизвестным подмастерьем. Мастер Герберт, отец Клауса, со спокойной душой ставил на все изделия свое клеймо и держал парня в черном теле. Единственной отрадой мевельца были редкие походы по пивным, где он легкомысленно тратил те несколько монет, которые ему с оказией пересылал батюшка.

В конце концов, Петеру надоело работать за стол и крышу над головой. Все, чему он мог научиться, – он научился и решил потребовать признания своего таланта. Быть вечным подмастерьем Графу не улыбалось. Состоялся тяжелый разговор с дядей, закончившийся крупной ссорой. Недолго думая, мастер Герберт обвинил племянника в черной неблагодарности и выгнал из дому. Остальные домашние, неплохо относившиеся к Петеру, но боявшиеся старого тирана, не посмели даже словечка сказать в защиту, когда его, на ночь глядя, выставили с узелком на улицу.

В общем, от всей этой истории у Графа, долго и впроголодь добиравшегося домой, осталось сильное чувство обиды. А также странное ощущение при виде имперских монет в три, шесть и двенадцать грошей. Дело в том, что в свое время, зная его талант гравера, мастер Герберт перепоручил ему заказ Императорского Монетного двора. Гравировка подмастерью, вообще, особенно удавалась: за проведенное в Годштадте время мевелец успел вырезать на заказ немало частных и даже несколько государственных печатей. Выполняя поручение хозяина, молодой Петер самостоятельно изготовил штемпели, с которых потом отчеканили не одну тысячу гульденов. И расплачиваясь "своими" деньгами, он каждый раз невольно окунался в неприятное прошлое.

После смерти старого Герберта сын, унаследовавший его мастерскую, должность и клиентуру, написал троюродному брату. Не имевший к нему претензий Граф, к тому времени женившийся и ставший мастером, ответил. С тех пор они изредка переписывались, обмениваясь новостями и поздравляя друг дружку с большими праздниками и семейными торжествами.

Но сейчас в ответе Клауса речь должна была идти о серьезных вещах. Последние два года дела у мастера Петера шли не очень хорошо. Честно говоря, даже плохо. Курфюрст Уррена принял закон о роскоши, облагавший в частности высоким налогом любое ювелирное изделие. Заказы и спрос на украшения, драгоценную посуду резко упали, а пробиться со своим товаром в другие земли было практически невозможно. Цеховые мастера очень ревниво относились к чужакам, а местные законы блюли их интересы. В результате последние полтора года ювелир жил практически за счет сбережений. В делах он всегда был не очень расчетлив, любил погулять с приятелями и не загадывал наперед. Но помощь, которую мастер Петер оказал погорельцам, появление в доме нахлебника, заставили ювелира серьезно задуматься о ближайшем будущем. Вспомнив о троюродном брате, он написал ему длинное письмо, в котором изложил ситуацию и попросил помочь с заказами. Теперь от ответа Клауса зависело, удастся ли мастеру в ближайшее время поправить свои дела.

Отделение Коммерческого банка располагалось в двухэтажном особняке мессира Вальбаха на Торговой улице, по соседству с Ратушей. Двое крепких сторожей с кордами у бедра и увесистыми дубинками, поклонившись, впустили ювелира в дом. В большом зале было тихо, как в церкви, только слышался звон пересчитываемых денег и скрип гусиных перьев. Работавшие за конторками и столами кассиры с писцами – все сплошь близкие и дальние родичи хозяина – покосились на вошедшего, но никак не отреагировали. Мастер Петер откашлялся и собрался уже поинтересоваться, где его корреспонденция, как из какого-то коридорчика вынырнул секретарь мессира. Расплывшись в неестественно радушной улыбке, он поклонился и, дав ювелиру расписаться в толстом гроссбухе, вручил кожаный тубус. Мельком глянув на печать, мастер Петер нетерпеливо сломал сургучную кляксу и вытащил свернутое в трубочку письмо. Его скреплял восковый оттиск личной печатки троюродного брата.