Picaro - Фата-моргана

«И, наконец, вдалеке возникает неясный прекрасный мираж:

Фата-Моргана, волненье эфира, царевны морской чешуя...

Ах, эта сладкая небыль! Себе не возьмешь и другим не отдашь...

Просто- причуда пространства, нелепая шутка, неведомо чья!..»

Михаил Щербаков

Недолгая скачка под безжалостным солнцем Заморья – и выпитое вино все до последней капли испаряется из твоих жил. Ах, славное кипрское! Как чудесно ты освежало рот и веселило сердце! Бертран де Ланс непроизвольно облизнул растрескавшиеся губы. Поочередно посмотрел на спутников, пустивших лошадей по его примеру в галоп. Слева – мрачный Жак с заряженным арбалетом поперек седла, справа – черная, лоснящаяся физиономия Абу, испуганно вцепившегося в поводья. Взглянув на купленного неделю назад в Тортозе мавра, рыцарь испытал привычное чувство изумления. Сойдя с галеры, доставившей его с Кипра на сирийский берег, он слегка ошалел от невиданных ранее в таком количестве чернокожих. Казалось, будто он попал не в окрестности Святой Земли, а в преддверие Ада, где по раскаленным от зноя улочкам бродят демоны. В первые дни, натыкаясь взглядом на уродливые, «сожженные адским пламенем» лица, он даже осенял себя крестным знамением. Потом немного привык и, следуя доброму совету мэтра Христофоро – почтенного купца-генуэзца, – выбрал себе на невольничьем рынке черного раба. В здешнем пекле Жак, которому давно перевалило за тридцать, сильно уставал, и ему требовался помощник. Тем более что цены на невольников после захвата очередного каравана сарацин сильно упали. Пара крепких рук обошлась в сущие гроши, и была вполне по средствам бедному рыцарю из Труа.

– Мессир, нужно передохнуть, – поймал взгляд господина оруженосец. – Еще немного и совсем загоним лошадок.

Де Ланс резко оглянулся, словно ожидая увидеть настигающую погоню, но дорога была пуста. Только поднятая копытами рыжая пыль медленно оседала на землю. Рыцарь придержал поводья, заставляя своего Галльярда перейти на рысь.

– Проклятое пекло, – сказал он. – Мы ведь проскакали не больше лье.

– Неурочное время для поездки, – сварливо заметил оруженосец. – Как мне сказывали, в здешних краях никто после обедни наружу и носу не кажет... Эх, дались вам эти чертовы языческие забавы!

– Замолчи, – оборвал рыцарь. – Не в них дело, дурак.

Глаза слезились, и Бертран прикрыл воспаленные веки. «Воды, воды, – подумал он. – Тут всегда хочется пить». Первые дни он беспрестанно глотал здешнюю, непривычную на вкус воду, тут же выступавшую едким потом, и совершенно не чувствовал облегчения. Затем добрые люди научили его утолять жажду разбавленным вином. Но вскоре сок виноградных гроздьев помог дьяволу сыграть над ним – Бертраном де Лансом, надевшим крест и отправившимся из Труа к Гробу Господню, – злую шутку. Перед мысленным взором рыцаря встала недавняя сцена.

* * *

Полумрак заезжего двора, грубо сколоченный стол, на нем доска в белую и черную клетку, а рядом с ней великолепная, украшенная каменьями серебряная чаша. Ее хозяин – швабский рыцарь – ковыряет щепочкой в крупных желтых зубах. Наблюдает, как склонившийся слуга тонкой струйкой льет в драгоценную посуду хмельное кипрское.

– Смотрю и каждый раз восхищаюсь – настоящий святой Грааль, – держа наготове глиняную кружку, цокает языком монах – спутник немца. – Из такого сосуда только божественным нектаром наслаждаться. И серебра пошла целая марка (1).

– Во время похода на Иерусалим мой дед зачерпывал ею из любой лужи, – лениво говорит фон Шварцфильд, – пил и никогда не жаловался на хворь в кишках. Говорил, что серебро заживляет раны и бережет от болезней... Тьфу! – шваб сплюнул на пол кусочек застрявшего в зубах мяса. – Я же из такой посуды предпочитаю пить хорошее вино.

– Мастер постарался, – замечает де Ланс. – Отличная работа.

– Ваше здоровье, шевалье, – фон Шварцфильд жадно и шумно пьет.

Ставит на стол опустевшую чашу. Не дожидаясь приказа, слуга снова наполняет ее...

* * *

Шваб – случайный знакомый – пьет кипрское во время игры в шахматы, не переставая. Каждый раз, взявшись пальцами за фигурку из слоновой кости, задумчиво отхлебывает. Проиграв одну за другой две партии, звенит монетами, небрежно отсчитывая проигрыш рыцарю. Его спутник-монах, поджав губы и неодобрительно покачивая головой с выбритой на макушке тонзурой, уходит от стола. Прихрамывая, ковыляет в дальний угол и заводит там разговор с хозяином постоялого двора. Тем временем барон фон Шварцфильд заново расставляет на доске пешки, рыцарей, дам...