Picaro - Ученик

Зевнув, добавил:

– На мне все заживает, как на собаке.

– Я знаю, Руди, – с грустью сказала девушка.

Нагнувшись, она поцеловала на груди любовника старый шрам от удара пикой:

– На тебе просто живого места нет.

Пухлые губки нежно коснулись бледной полосы меж ребер. Затем, благоговейно, словно прикладываясь к святым мощам, Элоиза поцеловала рубец на покрытом рельефными мышцами животе. Мужчина слегка вздрогнул. Пробормотал:

– Э-э… Щекотно. Перестань.

Улыбнувшись, девушка послушно отодвинулась. Вытянулась рядом. Прижавшись, чмокнула в щеку. Прошептала в украшенное золотой серьгой ухо:

– Я тебя так люблю… аж сердце щемит. Как первый раз увидела, так и влюбилась.

Усмехнувшись, Меродер легонько шлепнул молоденькую подружку по обнаженной ягодице:

– Врушка. Тебе тогда года четыре было, а может, и того меньше. Только в Дом переехали.

Снова зевнув, он убрал руку любовницы с живота и сел. Спустил ноги на пол, широкие ступни утонули в мягчайшем, глубоком ворсе заморского ковра. Почесал слегка зудевшую рану на бедре. Хотелось есть и пить. Меродер окинул оценивающим взглядом принесенный девушкой ужин на столике у кровати. Не ужин, а так, закуска, чтобы утолить легкий голод. Жареные куропатки, зелень, ломти ветчины и пшеничного, свежеиспеченного хлеба. Все красиво разложено на старинном трофее – золотых тарелках с гербом маркграфа Эк.

Не забыто и вино. Серебряный кувшин с любимым Рудольфом десятилетним белым, рядом, в графине – вишневая наливка. На сладкое, в изящной раковине-вазочке – разноцветные цукаты.

Меродер потянулся за куропаткой. Разорвав, протянул половину Элоизе:

– Хочешь?

Та отрицательно покачала головой. Поправила упавшую на лоб прядь золотистых волос. Зубы мужчины вонзились в мясо, откусили. Мощные челюсти мерно задвигались, глаза рассеянно уставились на огонь в камине.

– А все-таки я тебя люблю с того самого дня, как впервые увидела, – в голосе Элоизы слышался вызов. – Ты был такой огромный, сильный, красивый…

Она принялась гладить широкую спину капитана, где шрамов было не меньше, чем на груди и боках:

– Одиннадцать лет прошло, а ты все такой же: ни капельки не постарел.

Неопределенно хмыкнув, мужчина зашвырнул обглоданные кости в пламя. Взметнулся и опал вихрь огненных искр.

– Глупости, – буркнул Меродер, беря с блюда еще одну куропатку. – Постарел… – он быстро, несколько раз откусил от хорошо зажаренной тушки. Невнятно, с набитым ртом проворчал:

– Все стареют… Я тоже.

– А вот и не правда! – возмутилась Элоиза. – Остался такой же, как и был. И отец говорит, что совершенно не меняешься. Он тебя еще дольше, лет двадцать знает.

Девушка села, потом встала на колени. Губы Элоизы коснулись затылка любимого.

– Колючка, – хихикнула она. – Тебе бриться пора.

Положив подбородок на плечо капитана, обняла, сплетя изящные пальчики на мужском животе.

– Угу… Позову завтра цирюльника. Хочешь наливки?

– Да. Только немножко. Кстати, мне всегда нравилось, что ты бреешь голову.

Державшая графин рука Рудольфа слегка задрожала, и горлышко звякнуло о позолоченный кубок. Сердце капитана сбилось с ритма, провалилось куда-то в желудок. Перед глазами встала очень давняя, но до сих пор не отпускавшая, совершенно четкая картина…

Утро, туман еще стелется по земле. Звенят мечи, боевые топоры с грохотом бьют во вражеские щиты, кто-то орет от ярости, кто-то визжит от боли. Сошедшиеся в поле люди убивают друг друга. Огромные, похожие из-за доспехов на чудовищного, фантастического зверя, конь с рыцарем летят прямо на капитана. Меродер уворачивается, но недостаточно быстро. Сминая панцирь, вышибая воздух из легких, наконечник вражеского копья вскользь бьет его в правый бок. Оруженосец, проносящийся следом за хозяином, ударом меча сшибает шлем с головы наемника.

Ошеломленный Меродер беспомощно падает ничком в мокрую от росы траву. Он ничего не видит, а сзади уже набегает вражеский стрелок. Упирается коленом в спину поверженного противника. Ухватив за длинные волосы, рука в кольчужной перчатке безжалостно задирает голову капитана. Боль пронзает скальп, воин уже собирается полоснуть кинжалом по шее…

– Эй, ты что? – в голосе Элоизы испуг. – Настойку пролил!

– А? – отогнав морок воспоминания, мужчина увидел, как струйка "вишневки", перелившись через край кубка, расползается на белой скатерти кровяным пятном.

– Да ладно, – Меродер отставил графин. – Ерунда, прачка отстирает.