Ольга Макарова - Ii. Камень второй. Горящий обсидиан

— …Город такой тихий, — с нежностью произнесла Эдна, глядя на серенькое утро за высоким арчатым окном. — После праздника всегда так… Слышно, как дышит море… как поют птицы… Только изредка кто-нибудь пройдет по улице: воскресное утро, все спят…

Она перевела взгляд обратно на Максимилиана. Тот безмятежно лежал на кровати, поверх одеяла. Было жарко, и рубашку он снял; не так давно Эдне удалось приучить его не прятать от нее своих жутких шрамов. «Ты мой, — говорила она. — Ты мой весь. Родной, близкий… Красивый…» И скупое утреннее солнце, тепло касавшееся грубых узоров, начертанных белыми рубцами на бледной коже, уже ничего не значило для Макса…

Но он действительно был красив. Худощавый и широкоплечий юноша, в котором уже угадываются взрослые черты. А шрамы… как отметины, оставленные временем и варварами прекрасной мраморной статуе, они не могут испортить истинной красоты.

— И ты такая тихая… — шепотом произнес Макс; после вчерашней песни голос у него совсем пропал. — …Ты прекрасна, Эдна.

Тонкая простынь, наброшенная на голое тело, шла ей невероятно. И легко, в этом смиренном сиянии утра, представлялась пара пушистых белых крыльев за худенькими плечами.

Странную картину нарисовало воображение: рядом с Эдной, светлой и крылатой, Макс вдруг ясно увидел себя, хмурого и сурового… и, сложенные, словно жесткий дождевой плащ, чуть возвышались над плечами совсем другие крылья: кожистые, черные, перевитые сетью вздувшихся жил…

В груди стало жарко, и взгляд отразил этот внутренний жар.

— Иди ко мне… — шепотом позвал Макс, протягивая руку, как ожившая тьма простирает свое крыло. И светлое создание повиновалось… Все верно. Так должно и быть. Ибо Тьма старше Света.

Тихое утро сменилось обычным днем. Южная жара вступала в свои права, неумолимо набирая силу. Покидать прохладную комнату не хотелось. Да и куда можно было пойти?..

…Максимилиан лечил больное горло, вдыхая поднимавшийся над кружкой ароматный травяной пар. Сама кружка, походная, из тонкого блестящего сплава, стояла на тарелке, оставшейся от завтрака, и бок ее прогревался Фиат-люксом, приставленным вплотную. Самодельный Фиат-люкс гораздо горячее классического Южного Лихта: временами лечебный отвар даже собирался закипать. Ароматами трав пропитался уже не только сам Макс — и волосы, и одежда, — но и вся комната.

…Эдна, облаченная в легкий южный наряд, забравшись с ногами на стул, удобно устроилась на своем наблюдательном посту — у окна. Но наблюдать за тихой улицей, зажатой меж двух высоких домов, ей быстро наскучило… Приложив к уху музыкальный кристалл, Эдна слушала песню Черных Островов.

Отзвуки островитянских напевов и запахи лекарственных трав причудливо переплетались в воображении, рождая странные миры, мечты и строки… Никогда еще Максимилиан не был так тихо и спокойно счастлив.

Жаль, что счастье не может длиться вечно…

— Милиан! — воскликнула Эдна радостно, жестами подзывая его к себе. — Они пришли. Вот они, под окном. Гарвет, Илияни, Бигеон!.. Я здесь!

Макс подошел к окну и, отодвинув край шторы, без особой радости посмотрел вниз, на тех, что пришел разрушить его уединенное счастье.

Трое парней. Высокие, широкоплечие. У каждого по короткому мечу в ножнах за спиной. Судя по лицам, схожим чертами, все трое — братья. И лет им, на вид, по двадцать, не больше. Хотя… не следует забывать о том, как изменчив может быть человечий облик дракона…

Они посмотрели на Максимилиана, он — на них. И — не приходится сомневаться — незнакомый хмурый парень, вдруг, как черт из табакерки, возникший рядом с Эдной, им понравился не больше, чем они — ему.

Не дожидаясь особого приглашения, все трое поднялись в комнату. Дверь открыла Эдна и сразу бросилась обнимать старых знакомых. Те отвечали на объятия весьма сдержанно и то и дело недобро косились на Макса. Тот старался выглядеть безобидным и добродушным, но, сидя на краю кровати, был готов в любой момент протянуть руку к «молчащему посоху», хранящему смертоносное лезвие в своем чреве… в тесном помещении он использовал бы именно эту, скрытую его натуру…