Эрик Ластбадер - Воин Заката

Боррос попробовал сесть на кровати, но Ронин мягко его удержал. Причем ему пришлось поднапрячься — в этом худом, словно высохшем теле таилась немалая сила.

— Я должен, должен!

Крупные капли пота стекали по туго натянутой желтой коже, собирались на верхней губе и текли в рот. Колдун слизывал языком эту соленую влагу. По лицу Ронина тоже струился пот. Он смотрел, не в силах отвести взгляд, на это тело, бьющееся в конвульсиях. Влажной от пота рукой он стиснул ладонь Борроса. Руки колдуна напоминали сейчас птичьи лапы. Натянутые сухожилия, вздувшиеся вены. Боррос вытянул руки вперед, словно отталкивая от себя боль и ужас, а потом схватил Ронина за предплечья.

Так они и застыли, вцепившись друг в друга, и Ронин, захваченный взглядом этих странных серых с золотыми крапинками глаз, почувствовал вдруг, как какая-то неведомая сила сковала его движения.

— Вот оно!

Ощущение было такое, что он все же сумел прикоснуться к сознанию Борроса...

— Я видел... оно...

...из самых глубин естества пришло знание: там что-то есть...

— ...приближается... люди не могут...

...то есть пока еще нет, но есть опасность, что что-то будет, и этого уже достаточно, чтобы...

— ...я должен пойти к ним... помочь... помо...

— Кому, Боррос, кому? Мы здесь одни...

Челюсти Борроса сжались, и впервые за все это время взгляд колдуна остановился на лице Ронина. Губы скривились в жуткой усмешке. Ронину показалось, что он видел... что?

— Дурак, — прохрипел колдун. — Они не хотят, чтобы кто-то об этом узнал. Это тайна.

Смех, исполненный горечи.

— Их тайна.

Глаза Борроса заблестели. Зрачки расширились. На висках — там, где, как живые, пульсировали пятна Дехна, — вздулись вены.

— Дурак. Мы не одни в этом мире! Но это... ничего не значит. Оно идет... идет уничтожить нас всех. Никто не спасется, если только не...

Он судорожно сглотнул. Казалось, Боррос заходится криком, только крик еле слышен, славно что-то его заглушает... страшный, нечеловеческий крик.

— Смерть... смерть грядет!

Боррос дернулся еще раз, а потом вдруг обмяк. Глаза закрылись. Ронин отпустил колдуна. Только сейчас он почувствовал, что руки его онемели. Он приложил ухо к груди Борроса, потом несколько раз надавил на грудную клетку. Снова послушал. Легонько постучал кулаком в области сердца. Послушал опять...

Ронин вытер пот со лба и поднялся на ноги. Подошел к двери в операционную, нажал ладонью на стену. Дверь бесшумно отъехала в сторону. Он шагнул в открывшийся проем. Дверь так же бесшумно закрылась за ним. Ронин застыл на мгновение, прислушиваясь. Глаза привыкли к темноте. Все тени — на месте. Он сделал еще один шаг и растворился во тьме.

— Что ты знаешь о колдунах?

— А почему ты об этом спрашиваешь?

— Ты всегда отвечаешь вопросом на вопрос... О да, вот здесь...

Его рука, ласкавшая ее тело, казалась оранжевой в приглушенном свете лампы. Все остальное, сокрытое в темноте, оставалось черным.

— Несколько странная тема для разговора в такой момент, — пояснил Ронин.

Движения К'рин были медленны и нежны. Черные волосы, ниспадающие волной, своей мягкостью и прохладой приятно контрастировали с жаром их распаленных тел.

— Чего же тут странного? Их называют... о... спасителями Фригольда. Говорят, они знают, как выжить, если Великие Машины вдруг выйдут из строя. Разве не так?

Руки его двигались от оранжевого к черному, от света — во тьму.

— Да, говорят.

Губы их встретились и раскрылись.

К'рин лизнула его больное плечо.

— Сейчас все только и говорят что о политике... всякие слухи о саардинах... м-м... вполне естественно подумать о будущем.

— Я о них почти ничего не знаю, — прошептал он, борясь с искушением рассказать ей все.

Она оторвалась от него и слегка отстранилась. Лампа осветила нежный изгиб спины и соблазнительные бедра.

— Значит, ты мне не скажешь? — Ее голос вдруг дрогнул.

— А чего говорить? — Он потянулся к ней, но она увернулась.

— Ты хочешь сказать, что тебе не о чем со мной говорить?

Ронин сел и уставился на черные локоны, разбросанные по подушке.

— Я не это имел в виду.

К'рин повернулась к нему, ее глаза сверкнули.

— Именно это, — едва ли не закричала она.

— Почему ты вечно истолковываешь мои слова так, как удобно тебе?

— Больше я в эти игры не играю.

— А мы с тобой не играем. — Он начал уже раздражаться.

— Я не позволю тебе так со мной обращаться. Ты именно тот, кто...

— К'рин, сейчас не время...

— Не время? — Она тоже села на постели. — Ты, наверное, шутишь. Для нас ничего нет важнее.