Юлиана Суренова - Тропа каравана

— Я понимаю…

Он умолк, но тишина была не долгой. Очень скоро полог взметнулся и в проеме показались чем-то очень обеспокоенный Лис и заплаканная Лина.

— Атен! — только и смогла вымолвить женщина.

— Что случилось? — сердце бешено забилось у него в груди. Чувствуя неладное, оно готово было кричать, стонать от внезапной боли.

— Мы не может найти Мати, — опустив глаза, словно чувствуя в этом свою вину, промолвил помощник правой руки.

Видя, что Атен готов, не дослушав до конца, броситься искать дочь, Евсей схватил его за плечи, удерживая: — Успокойся! Ты ничего не сможешь сделать в таком состоянии!

— Моя малышка…!

— Успокойся и выслушай! — он кивнул Лине, приказывая ей рассказать все.

— Одна из рабынь уложила ее, — заговорила та, всхлипывая, — потом пришла ко мне, сказала, что девочка уснула… Я укачала своих малышей и решила посмотреть, как она… мне было неспокойно… Ее не оказалось в повозке! Мы перевернули все, но так и не нашли. Я ума не приложу, куда она могла пойти…

Атен попытался взять себя в руки, успокаивая мыслями о том, что дочка просто захотела побродить по шатру.

— Нужно проверить в боковых повозках… Мати любит слушать песни ветров…

— Мы уже смотрели. Мы проверили все уголки, где она могла спрятаться…

Боль и страх вновь накатили на него ледяной волной:

— Значит, нужно искать за шатром, — он надвинул шапку, запахнул полушубок. — Она не могла уйти далеко.

— Снег стоит стеной, — Лис опустил голову, боясь встретиться с другом взглядом. Он продолжал: — А мы даже не знаем, в какую сторону она пошла! Я прикажу еще раз осмотреть шатер, расспрошу всех. Может быть, кто-нибудь ее видел…

— Если она там, — Атен махнул рукой в сторону снежной пустыни, — дорога каждая минута!

— Мати достаточно взрослая, чтобы понимать: нельзя уходить из шатра.

— Я уже говорил, она не такая, как все! Она не чувствует страха перед пустыней!

— Если девочка попала в метель, она вряд ли выживет, — прошептал Лис. Все замолчали. Тишина стала тяжелой, гнетущей.

— На все воля богов, — с трудом, сквозь слезы, прошептала женщина.

— Нет! — резко мотнув головой, вскричал Атен. На его лице отразилась такая решительность, что караванщики поняли: сейчас его не остановят никакие слова, уговоры, убеждения. Это будет не под силу даже богам, не то что людям. Он ринется на поиски и упокоится, лишь найдя девочку. Или заснув вечным сном смерти. И тут вдруг метель умолкла, словно пожалев людей и согласившись им помочь.

Лис и Евсей переглянулись, и последний проговорил:

— Коли сама госпожа Айя на нашей стороне, стоит попробовать… Лис, ты останешься с караваном. Если мы не вернемся, продолжай путь.

— Но… — попытался возразить тот.

— Я не отпущу его одного. Однако мы должны подумать и о других. И не спорь со мной: у тебя есть семья, дети. Ты должен остаться хотя бы ради них. И, наконец, он мой брат.

На миг их глаза встретились и Лис, кивнув, отступил. Евсей отобрал нескольких молодых мужчин, приказал им взять веревки и все вместе они вышли из шатра.

Атен успел обогнать их почти на сто шагов.

— Мати! Мати! — доносился до них его срывающийся голос.

Пока один из дозорных привязывал к ободу боковой повозки веревку, чтобы найти обратную дорогу и не заблудиться в пустыне в том случае, если вновь поднимется ветер, Евсей на мгновение замер в нерешительности: "Где же ее искать? Кругом одни снега и никаких следов, ничего, за что мог бы зацепиться взгляд".

И вдруг… Он даже провел рукой по лицу, словно стряхивая наваждение. Но нет, оно не исчезло — странное свечение возле самого горизонта. Словно упавшая в снег звезда, белая на белом, звала их себе. В ее огне чувствовалась душа, мысль, зов.

— Это наш единственный шанс, — прошептал Евсей и бросился вперед, увлекая за собой остальных.

Бежать было трудно: лохматый снег комьями прилипал к снегоступам, не желая выпускать из своих объятий, испуганный, взмывал и, попадая в лицо, запорашивал глаза, набивался в нос, рот, мешая дышать.

Но люди не останавливались, не сбавляли шага. Забыв о себе, они думали лишь о девочке, оказавшейся одной среди снегов…

…Этим вечером Мати долго не могла заснуть.

Она привыкла, что метель убаюкивала ее своими песнями, снег успокаивал скрипом и шепотом. Здесь же, в шатре, до девочки почти не долетал голос пустыни. И еще рабыня, которой было поручено о ней позаботиться, запела какую-то городскую песню, лишенную протяжности, задумчивости пути.