Рождество Северуса Снейпа

Это не попытка чему-то меня научить.

Это наказание. Пытка. Ад без обратного билета — потому что мертвый не может умереть.

Что-то заскрежетало в горле, ища выхода — и я судорожно сглотнул, испугавшись того, что рвалось наружу.

Кричи-не кричи, все равно ничего нельзя изменить.

Мне вдруг стало страшно до жути, как не бывало еще ни разу за все эти десять лет.

А потом ноги сами меня понесли. И я не сопротивлялся — и не думал — я шел. Почти бежал. Я должен был успеть.

***

Уже у самой приоткрытой двери я остановился — и заглянул. Поттер так и не выключил свет, по-прежнему уткнутый носом в книжку.

Я понятия не имел, что ему сказать — просто резко распахнул дверь и вошел.

— Почему не спите, Поттер?

— Зачем вы вернулись? Я же просил, я же… и у вас снова его лицо!

— Вернулся, потому что должен выпустить вас из чулана.

— Вы не смеете так… я вам рассказал, но вы не смеете…

— Вы в самом деле все тот же глупый мальчишка, ничего не изменилось за десять лет. Ну, и кто в здравом уме верит в Отца Рождества? Или вы все-таки не в здравом уме? Ну, Поттер?

Он отшвырнул книжку — и застыл, растерянный, недоумевающий, жалкий. Замер, ухватившись пальцами за край одеяла.

Я стоял — и смотрел на него, молча.

И его оцепенение прошло, он вдруг завозился, задвигался, словно в попытке встать, книжка полетела на пол, какие-то вещи с тумбочки тоже, что-то загромыхало, загремело, обрушиваясь, наверное, сосулька сорвалась с крыши и рухнула на тротуар.

Я приблизился и сжал его плечи, удерживая на месте.

— Тихо, встать не получится. Тихо, тихо, я сказал.

Он вцепился в меня обеими руками — и снова застыл, ткнувшись лицом куда-то мне в грудь.

— Профессор Снейп…

— Поттер, помолчи, я ведь уже знаю, что тебе нечего мне сказать.

Я осторожно отстранил его, сел на кровать — и он тут же опять вцепился в меня, и в самом деле замолчал, дыша мне в грудь, и груди стало жарко, и ни с того, ни с сего ужасно захотелось спать.

Я понятия не имел, что дальше. Я просто знал: у меня не осталось ничего и никого, кроме Поттера. Это звучало дико, нелепо, неправдоподобно — но я знал, что это правда. Поттер был продолжением Лили, Лили была единственным стержнем, на который я нанизывал свою жизнь. Но Лили умерла. И все, что я делал последние годы — я делал для нее, но делал для него. Для Поттера. И какая мне, черт побери, разница, что он всего лишь скучает, что он не сходит из-за меня с ума, что он живет своей жизнью — прекрасно живет без меня, что я никогда не стану для него тем, кем стал для меня он сам.

Я ничего от него не ждал. Потому что самое главное было внутри меня самого. Я готов был делиться этим — и ничего не требовать взамен.

Рождественское утро

Я открыл глаза — и в первый момент не понял, где нахожусь.

А потом увидел Поттера, лежащего головой на моей руке. Поттер спал.

Я его именно увидел, а не почувствовал, потому что рука была совершенно как деревянная и не чувствовала вообще ничего.

Руку мне отлежал, мальчишка.

В окно больничной палаты светило декабрьское неяркое солнце, из коридора раздавались приглушенные голоса и смех. Пахло мандаринами, мятным зельем и еще какими-то глупостями вроде леденцов-тросточек.

Я полежал немного, не двигаясь, потом осторожно выдернул свою руку и растирал до тех пор, пока мелкие иголочки не закололи от кисти до предплечья.

Поттер так и не проснулся, только привалился поближе ко мне и засопел носом. Я посмотрел на него — и тихонько, стараясь не разбудить, погладил по волосам.

Я думал о том, что надо встать — и пойти приготовить для него зелье. А больше я ни о чем не думал.

Я знал, что когда Поттер проснется, мы будем о чем-то говорить — не важно, о чем. Я знал, что совсем скоро он уйдет к своей жене и детям, счастливый и спокойный. Я понятия не имел, как сложатся наши с ним отношения — но и это тоже было не важно.

И еще я знал, что впереди будет много времени для размышлений, почему вдруг наступило утро, и мертв ли я, или, наоборот, жив, и что мне теперь делать, и чем кончилось — и кончилось ли — мое наказание.

Но обо всем этом я еще подумаю — потом. Позже.

А сейчас я просто лежал и смотрел, как медленно оттаивает изморозь на стекле окна, и клочок синего неба с каждой минутой становится все больше и больше.