Юрий Погуляй - В пасти льда

Но одном из топчанов застонал раненый штурмовик. Кван вышел ненадолго, и потому я оставил Тороса и подошел к молодому парню, лицо которого превратилось в запекшуюся корку. Пуля пробила ему щеку. Третий и самый спокойный постоялец лазарета. Обычно он молчал.

- Карла отравили. Самый гнусный вид убийства. Торос должен был пробовать его пищу в тот день, но...У старика было больное сердце. Вообще он странный был, и смешной. Под конец лекари запретили ему столько всего... Жена старика, Лийна, так о нем заботилась, да и он вроде бы старался. Улыбался все, сетовал горько и делился мечтами о вкусностях, что ему нельзя. А потом оказалось, что втайне ото всех Карл баловал себя жирненьким и жареньким. Мы этого не знали. Никто не знал! Кроме убийцы. Вот Карл и добаловался, отведал отравленного китового сала. Торос считает, что это наша вина. Что мы должны были уследить, что он дал нам все, а мы не смогли защитить его. Мы много спорили об этом. Я считаю, что Карл сам виноват. Сам тайком ото всех себя травил, рано или поздно это его бы и убило. Просто убийца успел раньше. Мы вычислили подлеца, конечно, прикончили, но хозяина этим не вернешь. Так что такой вот праздник лета у нас вышел. Хороший был денек. Солнце светило, на улицах гуляния, торжества. Не Берегу, знаешь, в этот день можно заглянуть в любой дом и тебя там накормят от души, напоят. Так и ходят люди от дома к дому, поздравляют друг друга, улыбаются, смеются. Люблю этот праздник. Торос меня тогда выгнал из дома, сказал, чтобы я отдыхал. Сказал, что справится. Глупо получилось. Неправильно. Но это ведь праздник лета! Его подарил нам Карл. Он подарил нам много того, чего Неприкасаемым не суждено попробовать. От этого очень непросто отказаться.

Я слушал исповедь Бурана, и мне от нее было еще грустнее. Неприкасаемый как прощался с товарищем.

- У Тороса был только один шанс уберечь Карла. Связать его и кормить самому. Ха... Но не таков был Карл, не таков. Хитрец, мать его.

- Как-то это странно. Люди умирают и от болезней, и от старости. Что тогда происходит с Неприкасаемыми?

- Они возвращаются в Орден, ребенок. И их продают другому хозяину, если находится покупатель.

- А если не находится? - мне дико было думать о Неприкасаемых как о рабах.

- По разному. Кто-то подается в наемники, кто-то в бродяги. Мы умеем только драться, ни на что другое просто не способны, - Буран криво ухмыльнулся.

- Что же мешает самим жить?

- Если тебя не покупают, ты можешь быть свободен, конечно. Но если ты сам не продаешься, то Орден этого так не оставит. Он же вложил в тебя кучу времени и денег. Ты его не спрашивал, но он уже вложил. И теперь ему нужна прибыль. А если твой хозяин был убит, то страдает репутация Ордена, и оступившимся это с рук не сходит. По нашу голову не один меч заточен, ребенок. Пираты - это не выбор сердца, а всего лишь попытка выжить.

- У вас на лице не написано, что вы Неприкасаемые.

- Каждый из нас несет на себе метку, ребенок. Орден метит своих бойцов, и за отступниками следуют корабли Ловчих.

- Метку?!

- Интересно, ребенок, когда Темный и Светлый боги раздавали людям мозги - ты где был? Прятался под юбкой у мамочки и ждал когда тебе протянут теплую титьку, а не ум? - ощерился Буран.

- Причем тут мои мозги? - закипел я.

Неприкасаемый посмотрел на меня, покачал головой.

- Прости. Заносит иногда. Братство Ледяной Цитадели вовсю торгует своими грязными механизмами, способными уловить магию. Эдакий приборчик, мигающий если поблизости окажется кто-то с меткой. Каждый Неприкасаемый получает такой знак, когда проходит обучение.

Я застыл, вспомнив прошлую жизнь и Кассин-Онг. Не так ли нашли Одноглазого? Тот молодой незнакомец, пришедший к нам в деревню, которого так испугался беглый пират. И что, он был Неприкасаемым?!

- А может метку ставить кто-то еще? Не только ваши магистры?

Буран хмыкнул:

- Были бы монеты, а что за них купить найдется. Хотя это очень дорогое удовольствие. Но ставят, ставят. Слышал я, что некоторые капитаны так своих моряков помечают.

- А чем отличается такая метка от меток Неприкасаемых?

Воин неуверенно нахмурился.

- У тебя вопросы ну совсем необычные, я, признаюсь, начинаю теряться в них. Откуда мне знать такие вещи?

- То есть ты тоже под юбкой у мамочки прятался, когда мозги выдавали, - проворчал я.

Буран опешил, просиял изумленно:

- Из тебя выйдет толк, ребенок. Воин, конечно, ты никудышный, но языкастый. Я прощаю тебя.

Он поднялся на ноги, подошел к Торосу, бережно похлопал его по плечу.