Пол Андерсон: Выполненное задание

— Нет, черт возьми! Как ты думаешь, почему нам приказывают оставлять все найденные вещи там, где они были найдены? Настоящий эксперт на основании того, как сложено, ну, например, нижнее белье, может определить, хочет ли сумасшедший в глубине души убить своего отца или придушить мать.

— Или обоих? — оскалил зубы Сэм.

— В этом случае, я думаю, возможно. Ты же помнишь, у нас есть ордер на срочный арест. Еще одна причина, чтобы побыстрее доставить его куда надо. — Джо широкими шагами направился к креслу — пол слегка задрожал под его весом — и схватил Бейли за руку. — Вставай, придурок. Доктор уже ждет тебя.

Бейли пошел с ними, еле передвигая ноги. Они остановились, чтобы запереть и опечатать дверь. Наверное, известие об аресте разнеслось по всему дому; коридоры и лестницы были пусты. Шаги отзывались эхом.

Снаружи беспощадно сверкало солнце, в летнем небе описывали круги быстрокрылые чайки. Такому ясному дню даже удалось осветить неуклюжие утилитарные фасады домов, выстроившихся по обеим сторонам улицы, неуклюжие утилитарные одежды прохожих, спокойно идущих по своим делам. Мимо с каким-то электрическим спокойствием проезжали автомобили; «Все-таки, и м присуща определенная безвкусица» — подумал Бейли. На полицейском автомобиле не было маркировки. Это был «шевроле» выпуска 1989 года с нескладывающимся верхом.

В приступе возмущения Бейли воскликнул:

— Почему?

— Почему что?

— Гражданские автомобили. И требование, чтобы хорошо просматривался салон автомобиля. Не доводит ли это требование анти-интимности до смехотворных крайностей?

Сэм вытащил блокнот и стал записывать.

— Как пишется слово «смехотворный?» — спросил он.

— О, это неважно, — ответил Джо.

Бейли снова замолчал. Джо открыл дверцу автомобиля и сел за руль. Сэм и Бейли разместились на заднем сиденьи. У Бейли не было никакого желания смотреть на своих тюремщиков, поэтому он уставился в окно.

Они проезжали мимо местного служебного телевизора. Впервые — с тех пор, как он переехал в этот район и научился не замечать этот экран — он обратил на него внимание. Экран был размещен на стене, неподалеку от автобусной остановки. Как всегда, когда не было никаких экстренных объявлений, экран убеждал публику следовать правилам гигиены.

«Это недопустимо!» — кричал экран, и на секунду вспыхивало изображение запущенной личности, которая ползла по земле, что-то бормоча и время от времени снимая с себя воображаемых блох. Изображение оставалось на экране недолго, чтобы у каких-нибудь зрителей не активизировалась скрытая до сих пор ипохондрия. «Только так!» После этого на экране возникала стопроцентная американская семья — дюжий отец, красивая, но скромного вида, мать с не слишком большой грудью и четверо красивых детей

— все они маршировали в будущее с улыбками, напоминающими рекламу зубной пасты. Дети шли по порядку: первый — нордической расы, второй — негритенок, третий — с восточными чертами лица, а у последнего еврейский нос выделялся настолько, что спутать национальность было просто невозможно. Устранение всяких поводов для недовольства национальных меньшинств, в конце концов, важнее неукоснительного соблюдения законов генетики. «Да, только так!» (звук фанфар) «Быть чистым, быть в порядке, быть счастливым!» (Барабанная дробь) «ДУМАЙ О ЧИСТОТЕ! ДУМАЙ О ТОМ, ЧТОБЫ БЫТЬ В ПОРЯДКЕ! ДУМАЙ О СЧАСТЬЕ!»

Немного дальше, как помнилось Бейли, висел плакат, обещающий вознаграждение в десять тысяч долларов ($10.000) тому, кто предоставит информацию для ареста и лечения любого лица, страдающего психическим расстройством и скрывающего это от властей.

Чуть в стороне, на тротуаре, полицейский вручал повестку женщине средних лет. Возможно, она дерзко ответила ему, а может, это была лишь выборочная проверка; на какой бы скорости не проезжал мимо Бейли, он все равно узнал бы эту розовую полоску бумаги: «Настоящим документом вы направляетесь в Центр, в котором вы зарегистрированы… вы обязаны явиться в Центр не позднее… для осмотра и освидетельствования устойчивости нервной системы… в случае неподчинения, при отсутствии уважительных причин…» Женщина выглядела скорее раздраженной, чем испуганной. Радикальные меры вроде этого Закона и не могли быть осуществлены — ведь большая часть общественности не считала, что необходимо что-то предпринимать в связи с участившимися случаями душевных расстройств. Закон не мог сработать без участия в его выполнении большинства.