Что было до последнего часа моей жизни? Не знаю.
«Сто тысяч сто десять, — считал Бог, — сто тысяч сто одиннадцать, сто одна тысяча.»
Я не знаю! — пронзительно кричала статистика. — Я не могу вспомнить.
«Сто одна тысяча один, сто одна тысяча десять.»
Зачем они это сделали со мной? — кричали частицы. — Почему они позволили мне это сделать? Они же знали — я был слишком слаб, чтобы думать.»
«Сто одна тысяча одиннадцать.»
Более того. Нас слишком много. Но все-таки свобода выбирать смерть — это не свобода для нас. Они убили нас.
«Сто одна тысяча сто.»
— Заткнись, будь ты проклят! Где Ты был, когда они меня убивали? Почему ты позволил им это сделать? У них было не больше здравого ума, чем у этих жалких толп психотиков, невротиков, психо-невротиков: они приглашали приходить умирать. Им следовало поступать по-другому. Они могли бы нас исцелять — могли, в любом случае, пытаться это делать — они не должны были…
«Щ ел к» , — сказал Бог. И воцарилась тишина и темнота над бездной.
…и не должны были предоставлять нам этот спасающий-их-собственное самодовольство «выбор». Они должны были взять на себя ответственность за нас, опекать нас, заставить нас выздороветь.
Да будет Уильям Бейли. И стало так.
Они застали его за запрещенным занятием в его холостяцкой квартире. Дверь распахнулась. Вошли двое крупных мужчин.
— Ни с места, — сказал один из них хриплым басом. — Руки вверх. Отступите назад. Это рейд.
Это было ударом. Бейли согнулся, почти упал, и стал хватать ртом воздух. Солнечный свет и рокот машин, доносящийся из открытого окна, знакомые очертания стульев, столов, портьер, запах очищенного скипидара — внезапно его сознание отметило нереальность всего этого. Но он ясно ощущал биение пульса, пот на коже и все нарастающую слабость в коленях.
— Хорошо, — сказал второй детектив управляющему дома; этот съежившийся низенький человечек стоял в коридоре. — Вон отсюда!
— Д-да, сэр. Сейчас.
— Но будьте в пределах досягаемости. С вами будут говорить позже.
— Конечно, — простучал зубами управляющий. — Я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь вам, — и он торопливо удалился.
Наверное, у него есть отмычка, подумал Бейли, борясь с тошнотой, подступающей к горлу. Все предосторожности были напрасными.
— Так, так, так, — первый детектив уселся перед мольбертом. — Что ты об этом думаешь, Джо?
— Похоже, это именно тот случай.
Их было трудно описать по отдельности, этих двух типов, особенно когда сознание было ослеплено страхом. Они были одинаково одеты — в штатские костюмы из традиционной плотной шерстяной ткани; оба имели стрижку «ежик», плоские лица и супервнушительные размеры; к своей работе они относились с одинаковой неприязнью, с налетом отвращения, как будто она была сродни работе палача.
— Но это только хобби! — Бейли слышал свое бормотание как будто со стороны. — Я никогда… Я никогда… никаких секретов — все знают, что я пишу картины — как же так, ведь Президент рекомендует иметь хобби…
— Такого рода картины? — фыркнул Джо.
— Вы ведь не выставляете подобных картин для всеобщего обозрения? — добавил его компаньон.
«Нет», — подумал Бейли. — «Я был осторожен».
Факт: обычные работы, которые он выставлял — пейзажи, портреты — он создавал кое-как, как Пенелопа свою ткань. Они наводили на него скуку, но зато должны были предупреждать любопытство окружающих, связанное с теми произведениями искусства, которые создавались им дома.
Факт: Дверь была заперта всегда, когда он занимался серьезным искусством. Потайной шкаф открывался мгновенно, готовый принять и спрятать холст; стандартная, наполовину законченная картина была приготовлена для того, чтобы в пятнадцать секунд хорошо отработанных движений заменить… если бы в дверь постучали. Поскольку его квартира находилась на четвертом этаже, а напротив был расположен товарный склад, жалюзи лучше было не закрывать; это могло только вызвать подозрения.
Факт: Квартира расположена не в самом удобном для работы месте, но все-таки она находится в районе Хейт-Эшбери. До Закона о психическом здоровье, это было традиционное место сборищ эксцентричных горожан. Поэтому впоследствии он был так тщательно обработан и расчищен — здания были снесены или перестроены в соответствии с требованиями личной гигиены и стали использоваться с выгодой — таким образом, этот район стал наиболее респектабельной частью Сан-Франциско. Служба надзора находится неподалеку от Ноб-Хилла. А что касается буржуазии Хейт-Эшбери, то она имеет самый высокий средний показатель стабильности в городе.
Читать дальше