Юлия Баутина: На берегах медовой реки

Провожаемый задумчивыми взглядами дозорных, которые, похоже, упорно пытались представить его стоящим за профессорской кафедрой и вдалбливающим в головы студентам какую‑нибудь заумь, небрежно поигрывая при этом топором, Гарт неторопливо двинулся по грязной узкой улочке, игравшей роль центрального проспекта Заводья. Из полученной от мастера Ренеке грамоты следовало, что улица должна закончиться площадью, на которой и будет стоять таверна, однако в жизни все оказалось иначе. После крутого поворота, разом отсекшего доносившиеся издали приглушенные звуки людской суеты, Гартовский аламан, всхрапнув, встал, как вкопанный, на узкой дорожке, петляющей среди гор гниющего мусора. Душевно помянув Безликого, Гарт рванул повод и хлестнул коня плетью, пытаясь заставить его сдвинуться с места, но тот лишь завертелся на узком свободном пятачке, грызя удила.

— Соколик, позолоти ручку, от беды отведу, — послышался сиплый, пропитой голос. Ворох заплесневелого тряпья под стеной низкой хибары с заколоченными окнами и провалившейся крышей шевельнулся, из‑под вороха высунулись тощие руки, покрытые черными язвами, и крохотная старушечья голова. Нищенка встряхнулась, почавкала и поползла в сторону Гарта, бессильно волоча за собой кривые обрубки ног. Вонь от разворошенного мусора неимоверно усилилась. Конь тонко взвизгнул и попятился от уродливой старухи, приседая на задние ноги. Гарт натянул поводья, удерживая аламана на месте, и ожег плетью по тянущейся к его стремени руке.

— Пошла прочь, старая карга!

Нищенка хрюкнула от неожиданности и отшатнулась, завалившись в груду отбросов и приобретя окончательное сходство с гигантским насекомым.

— Живьем будешь провезен по похоронному тракту! — заверещала она вслед охраннику, который, сладив‑таки с конем, направил его назад к выходу из тупика. — На полпути смерть встретишь, но и после нее покоя не будет! Нет в Пустых холмах сокровищ, одни лишь скорбь и тлен!

Взъярило Гарта даже не то, что бродяжка осведомлена о цели их путешествия. Видать, мастер Ренеке и сам не сумел сохранить тайну, несмотря на все предупреждения — дело житейское, — но вот длинный язык он ей спускать не собирался. Охранник обернулся, снова занося плеть для удара. Тупик был пуст, лишь огромная облезлая ворона, рывшаяся в груде отбросов, злобно каркнув, шарахнулась прочь.

— У, старая ведьма, — пробормотал Гарт, невольно поежившись и на всякий случай нарисовав в воздухе знак от сглаза.

Вернувшись по улочке на пару сотен ярдов назад, охранник обнаружил почему‑то не замеченную им ранее развилку и, свернув на вторую из дорог, попал в конце концов на не балующую размерами грязную площадь. На углу площади ютилось неброское здание, вывеска над которым сообщала, что это и есть искомая Гартом таверна. Возле коновязи уныло дремало несколько лошадей, но аргамака среди них не было. Обмотав поводья коня вокруг жерди коновязи, Гарт вошел в 'Вересковый мед'.

Изнутри таверна выглядела приветливее, нежели снаружи, хотя и не блистала богатством обстановки — так, самую малость подобротнее насквозь продымленных придорожных забегаловок, коих Гарт немало повидал за свою жизнь. За массивными, на совесть сколоченными столами, способными пережить не один десяток пьяных драк, уже собирался народ. Методично опустошаемые кружки стучали по столешницам в ритме копыт пущенной в галоп лошади. Помещение заполнял смешанный запах плохо просушенных дров в камине, давно немытых тел, дешевой браги, чуть более дорогих пива и вина, и все это было обильно сдобрено не самыми аппетитными ароматами, доносившимися из кухни. Начинался обычный вечер захудалого городка, расположенного в стороне от оживленных дорог и вдалеке от любого течения истории.

Ренеке Хельстайна Гарт заметил сразу. В дорожной одежде светило мерленской науки мало чем отличался от обычного посетителя харчевни, зато резко отличался от оного по образу действий, ибо обычному посетителю вряд ли пришло бы в голову, сидя за столом с едва пригубленной кружкой вина, при свете отчаянно коптящей свечи пытаться читать книгу. Да хотя бы и при любом другом освещении. Мастер Ренеке же не только читал, но и время от времени что‑то торопливо набрасывал на лежащем перед ним листе бумаги серебряным штифтом, оживленно споря с примостившимся рядом собеседником. А вот насчет личности собеседника Гарт сомневался — кажется, это был молодой Монметон, некогда подающий надежды ученик Ренеке Хельстайна. Гарт давно не видел Монметона, с тех самых пор, как тот, будучи еще аспирантом, сопровождал мастера Ренеке в экспедиции к затерянному в песках савалойской пустыни Городу Теней, и, в общем‑то, не считал это такой уж большой потерей. Занудный нескладный юнец, доводивший всех в отряде до скрежета зубовного цитированием на память трактатов по археологии и этнографии, с годами превратился в такого же нескладного, и, похоже, такого же занудного молодого человека.