С хозяйкой я боялся заговорить с неделю где-то. Ужас от мысли о том, что меня отправят домой из-за бесполезности, не давал спать по ночам, поэтому к утру у седельных сумок болталась всегда пара зайцев. А что? Охота меня всегда успокаивала. Хотя подспудная мысль о том, что я просто пытаюсь подлизываться, изрядно смущала.
Однако, говорить с ней я все же начал. Да и как тут не заговоришь, когда по лесной тропе медведь прет. С ним бодаться – гиблое дело. Надо просто в сторону отойти. Только хозяйка – не я, быстро исчезнуть она не сможет. Поэтому и бежал, как оглашенный, и аж на визг сорвался:
– Медведь на тропе, заворачивайте в лес, быстрее!!!
Виктория тут же Пушинку на дыбы и резво в березник. А как зверь прошел, она ко мне обернулась только и спросила:
– Ну что, оклемался чуток?
Я голову опустил и молчу снова.
– Ладно, молчун… заночуем здесь и пойдем беды на свою голову искать.
Вот так мы и оказались около этой деревеньки бедовой. Медведь навел, что ли?
На Этерна забавно смотреть порой. Маленький он еще, да и со мной совсем недавно. Все боится строгости. Нет, я, конечно, резкая и требовательная, но фамилиаром своим довольна: умный, сообразительный и многие вещи интуитивно понимает. Что деревню кругом обежал – молодец. Надо будет объяснить ему, как работать в паре «арканом», когда витязь идет вперед, а фамилиар огибает по флангу, сужая круг. Но всему свое время. Пока пусть сам доходит до всего, и так многих забот лишил своей сообразительностью.
– Ты молодец, Этерн, – я бегло осматриваю девочку. Так. Зрачки расширены… Проникаю глубже, туда, где по розовой плоти мозга растекается зеленое сияние магии. Свет Зоны всегда зеленый, а магия Детей Мрака – красная. Но о них никто не слышал со времен битвы при Петровцах, когда последний мужчина-князь разбил остатки Темного легиона. Сколько ж лет прошло? Сто? Двести?
В наше время с историей как-то хреновато. Все, что было при жизни прошлого поколения, называется «во время оно», и плевать, век прошел или тысячелетие. Как там в былинах говорится? «Во время оно князь Николай, сын Алексеев молви: «Кто может нести доспех – возьмите доспех и сторожите города, а кто мужчина – пусть идет в рать мою, и будем мы биться с тьмой, пока не победим или головы не сложим»…
Беру девочку на руки, при этом невзначай касаясь ладонью лба. Эта магия как засохший чертополох, которого так много в Зоне, или как адская стекловата – колючая и горькая, и вырывать больно, ведь липнет к нервным окончаниям, как смола. Она не самая сильная, но противная, как…
Снимаю только первый слой, магия крепко угнездилась в нейронах девочки. Вот отъедем в место поспокойнее – и займусь этим вплотную, а пока пусть будет так, как есть. Боюсь, только, что придется девочку знахарям отдавать. Сама не справлюсь, я ж витязь, а не лекарь.
– Прошвырнись здесь чуток, – говорю Этерну, – Чувствую, что-то интересное углядел, но рассмотреть не успел. Я – на площадь, как будешь готов идти дальше – дай знать.
Говорят, между витязем и его фамилиаром есть постоянная духовная связь. Иными словами, он чувствует то, что чувствую я и наоборот. Не удивлюсь, если Этерн сейчас вспоминает момент нашего знакомства. Вот только он не знает многих деталей этого события…
…
– Эй, постой!
Я натянула уздечку Пушинки, свободной рукой доставая копье. Нет, стрелять не собираюсь, но вид расчехленного оружия должен дать понять – я готова на все. Даже если это будут свои.
Она приехала без сопровождения, если, конечно, не обращать внимания на фамилиара. А я была совсем одна – даже Пушинка не в счет. Ее пуссикет фыркал, готовясь к бою, но Добрыня осадила зверя:
– Вика, убери оружие, – сказала, поднимая щитоносную руку. Молотоносной она держала узду. – Закройся щитом, если хочешь, но я не биться пришла, а мириться.
– Слово витязя? – недоверчиво спрашиваю, опуская копье.
Она приложила руку к изображению Знака Божьего на зерцале:
– Слово витязя – мириться, не биться.
Смотрю на ее пальцы, тоненькие, сухие, со ссадинами и неровно обрезанными ногтями. Трудно поверить, но передо мной в седле сибирского пуссикета сидела сама Добрыня Никитишна, Старейшина витязей Запада.
Я спрятала копье.
– Что Вы хотели сказать мне, Добрыня? Я не вернусь к Оль… ко двору! Я уже выбрала свой путь.
Она посмотрела на меня. У нее ярко-голубые глаза, словно сияющие изнутри:
– Что ты, девочка… я о другом. Олька как с цепи сорвалась, на ноги всех подняла, – первый раз на моей памяти Княгиню назвали так, но Добрыне, наверное, можно (даже фамилиар у нее из сердца Зоны, тварь для нас непонятная), – Смертоносцев я успокоила – мертвым сердечные переживания живых до узды пуссикета, а вот валькирии – те принялись за тебя всерьез.
Читать дальше