Mara Palpatyne - Предпоследняя былина

У меня болит спина. Болит так, словно в хребет всадили стальной стержень. Раньше боль была сильнее, и, чтобы справиться с ней, мечники собирались вдвоем – втроем, но теперь у меня есть фамилиар, и ощущения не такие болезненные. Но она есть, и это – моя природа. Я чувствую чужую боль, чувствую еще до того, как ее почувствуют те, кому она принадлежит. И остается совсем мало времени, чтобы предотвратить ее начало. Тогда моя боль пройдет, но так бывает не всегда. Бывает, что мы не успеваем, и остается лишь месть, но, даже отомстив, все равно оставляем в себе кусочек боли. Она накапливается, поэтому мы умираем рано и неприятно, но…

Мы такими родились. Зато знаем вкус настоящей свободы. Мы все живем на границах Зоны и Зона, наш враг, по-своему бережет нас. Кто знает, почему?

…но всякий раз, когда оттуда исходит опасность, мы чувствуем боль. И эта боль не утихает, пока опасность не исчезнет.

…

Мы путешествовали без дорог, просто сквозь редколесье. Пушинка была достаточно умна, чтобы обходить овраги, буреломы и прочие опасные места, а о другой опасности фамилиар предупредит. Но и сама я держала ухо востро. Как говорится, на Бога надейся, да и сам не плошай. Сейчас ехала налегке, из брони на мне была только армированная рубаха до колен да такая же бармица. Тяжелые доспехи четвертой степени защиты были слева, в приседельном мешке, но если бы они понадобились -облачилась бы за три минуты. А оружие всегда при мне: силовой щит в напульснике левой руки, гравитационный молот – в перчатке правой, меч и копье-разрыватель – у передней луки седла. Разрыватель редок даже в среде витязей – это оружие валькирий и смертоносцев Княгини, но мне один перепал, иначе так бы и бегала с огненным копьем. Разрыватель, конечно, оружие варварское, но против тварей – самое то, щитов-то у них нет. Но это, как говорится, последний довод, обычно полагаюсь на щит, молот, в крайнем случае – на меч.

Пушинка фыркнула – в кустах что-то зашелестело. Не фамилиар, какой-то большой зверь уступал нам дорогу. Звери умнее людей, это человек всегда сам на рожон лезет. Зверь атакует лишь если на него напасть, или покуситься на его потомство. А твари атакуют всегда. Почти как люди.

Мы выехали на лужайку, поросшую высокой сорной травой. Я спустила поводья, и довольная Пушинка тут же принялась пастись. Я чувствовала – цель где-то рядом, и нужно определиться с тем, что это за цель. Достала Лист, провела по нему ладонью, думая о том, чтобы увидеть окружающую местность с высоты полета канюка…

На Листе появилась карта – зеленые пятна сплошных лесов, серебристая нить речушки, которую перешли вброд поутру, Старый Тракт, шедший по самому краю Зоны (он уже далеко позади), и деревушка, опрометчиво забравшаяся так далеко от него.

В Зоне есть чем поживиться – лозоходцы постоянно находят там металл, скрытый под землей и мхом, а кто поудачливее – и более ценные вещи: пластик, стекло и даже артефакты. Последнее,правда, изымает ведовской совет, точнее, та его часть, которая изучает древности и древнее Знание, но плата всегда щедра. И это при том, что вглубь Зоны народ предпочитает не соваться, зато баек о ней сложил столько… Там, по их словам, поля усеяны стеклом и пластиком, а посреди тех полей – вещи диковинные, невиданные… Ох. Полей, положим, там нет, а вот вещи и правда встречаются. Могла бы порассказать об этом, но кому ж рассказывать-то? Вот и буду молчать…

Я опять взяла коня в узду. Пушинка недовольно фыркнула, но покорилась.

– Ищи дорогу, девочка, – шепнула я, и дала ей схрумкать морковку. Лошадь глянула карим глазом и бодро потрюхикала в известном ей одной направлении. Я не сдерживала ее – знала, что дорогу найдет. И правда, нашла, но то, что это – дорога, сказать мог только опытный мечник. Ей было много лет, я даже увидела в перелеске упавший тотем. Тотем – это такой здоровый, сажени три в высоту, предмет из камня-с-железными-костями. Ведунья раз говорила мне по секрету, что это – памятник Фаллосу, особому мужскому органу, которым они некогда оплодотворяли женщин.

Ведунье, простите, конечно виднее. Я-то с живым мужчиной сроду не встречалась. Так уж получилось – вымерли мужчины после Конца Света, осталось их совсем немного, а рождается и того меньше. Но как-то странно мне – слишком много в Зоне этих тотемов, через каждую осьмушку версты, порой, стоят.

Как бы там ни было, дорога есть, хоть и старая. Миновав еще пару поваленных тотемов, я выехала на перелесок, за которым начиналось поле. А за полем, за золотыми волнами колосьев, за зелено-оранжевой стеной пуксов, тописолнечника и кукурузы, поднимались белые двухэтажные хаты, крытые красно-оранжевой черепицей.