Эдуард Мухутдинов - Аурингард

— Этим словом я налагаю на Узор Времени последнее заклятье. И да удержит он все, что в него вложено. Лахни! — что значит: «Да будет так!»

Стихии расступились, угроза миновала. Но не завершилось еще чародейство великое.

— Я провозглашаю Высший Закон Магии, преступить который нельзя ни одному разумному этого мира. Я объявляю, что за любое действо магическое да будет совершивший его подвергнут испытанию, соразмерному совершенному. И в подтверждение этому Закону приношу я в жертву свою Империю.

Ярко замерцала паутина Узора — и пропала, оставив вместо себя слабый запах Магии. Странно. Я никогда не думал, что Магия пахнет.

По всем громадным просторам Ауранской Империи рушились сторожевые башни и крепости, осуществлявшие мою власть. Камни и бревна медленно расходились сами собой, и потолки падали вослед выбегающим обитателям крепостей и стражам башен. На местах сотен строений оставались лишь обломки дерева и камня.

Узор обхватил Землю плотно, захватив каждую пядь ее, не оставив без внимания ни моря, ни горы, ни глубокие ущелья. Куда скрылся его малый образ, неведомо никому, но этот громадный породил именно он.

Империя рухнула в мгновение ока, стоило лишь пожелать ее повелителю. Что ж, таково мое решение. Таково желание и веление Ауреина, к чьей воле я не могу не прислушаться. Ибо пришло время для этого. Ибо истекло детство мира. И наступает его юность. Юность, в которой нет места Ауранской Империи.

Еще одно слово осталось произнести. Одно. Лицом повернулся я к Замку, подобно дракону великому высящемуся на одинокой скале предо мной.

Мрачные башни в безмерном одиночестве в небо упирались, в желании стихии покорить. Тысячелетия прошли, но ни одна Сила мира не подчинилась Властителю Замка этого полностью. Почти полностью — да…

Одно слово. И это завершит владычество Аура над миром.

— Лахни. — Что значит «Да будет так!»

Мягко дрогнула земля. Будто потеряв опору, рухнули башни, три в центре, словно главы драконьи, три по три с краев как когти чудовищные выглядевшие… В камень мелкий распались, никоим заклятием более друг с другом не сдерживаемые. С воем торжества взметнулись вверх, в небо, души и духи, бывшие замурованными в подземелиях глубоких и мрачных, освободившиеся ныне. Гулко упали стены, крыльями уложенные когда-то вокруг башен, эхом раскатились по земле, разваливаясь на части.

Тысячелетняя пыль облаком поднялась над развалинами, тучею черной сгустилась над руинами, скрывая от постороннего взора таинство разрушения, мистерию гибели и смерти. Да будет так…

Я ухожу. Мне больше нет дела до споров между Стихиями о том, было ли верным мое решение. Ланнис повергнет Хаффура и отправит его в изгнание, чем немало удивит меня, — из всех Стихий Ланнис всегда был слабейшей.

Возможно, Магия Узора — это его Магия.

Мне нет дела и до того, что одни Стихии опустятся до простых духов, а другие возвысятся до богов. А в один прекрасный и проклятый день будут объявлены выдумкой. Как и я сам. Впрочем, и это тоже меня уже не волнует.

Я посвящаю несколько десятилетий своей предстоящей, немыслимо долгой, даже по сравнению с уже прожитой, жизни молитвам Айнур и иду к Лири, к сыновьям-близнецам Хандари и Валдару. Кстати, сражаться со мной приходил Хандари.

Позже я удалюсь от суеты разумных и погружусь в созерцание, которое буду иногда прерывать для кратковременных попыток понять мир, в котором окажусь. Быть может, какой-то из них понравится мне настолько, что я останусь в нем надолго. Впрочем, минет и его время, и междоусобицы и войны сметут все на пути своем. Тогда вновь ожидание станет единственной заботой моего существования.

И лишь после того как мир трижды покроется пеплом, после того как Дракон пожрет самого себя, после того как древнее предательство обернется против предавшего, после того как вечность превратится в миг, а миг превратится в вечность, когда исчезнет тень и мир приблизится к концу своему, завершится срок, предписанный мне в уплату за свершенное в бытность мою Императором Ауром, завершится и выпустит меня из священных объятий искупительного долга, который сам же и возложил я на себя.

Тогда вновь волен буду я в судьбе собственной, и Ауреин вернет спокойствие в сердце мое; Время излечит.

И что же останется выбрать еще, кроме смерти. Этого последнего пристанища страждущих, несчастных и счастливых, всех, всего и вся. Ведь и Стихии способны умирать. И Боги.

Чтоб возродиться, впрочем…