Павел Буркин: Кровавый рассвет (=Ветер, несущий стрелы)

Зря. Ибо напавший на Морреста храмовник остался в живых. А выстрелы, оказывается, слышали крестьяне ближайшей деревни, оттуда приехал жрец. Тот помог еще не умершим раненым, а потом дал знать отцу Эльферу в Гверифский монастырь. Посланная на место происшествия группа жрецов и храмовых воинов обшарила все подступы к месту происшествия - и нашла-таки и винтовку, из которой велся огонь, и пули, попавшие в землю и в тела убитых, и восемь брошенных патронов. И, само собой, прислоненный к старой рябине велосипед. А уже в тиши храмовой кельи, сопоставив полученные сведения, жрецы пришли к интересным выводам. И все бы ничего, если бы эти выводы упокоились в храмовых архивах, и были бы найдены историками веков десять спустя. Но очень скоро обстоятельства заставят храмовников делиться.

Словом, к добру ли, к худу - Моррест здорово недооценил техническую сметку местных ученых. Впрочем, и не местных тоже. Потому что, если бы знал, что так обернется, закинул бы винтовку в какой-нибудь пруд. Но пока ему было не до того. Снова видеть Эвинну, держать в руке ее руку, слышать ее голос - он и не знал прежде, как это прекрасно...

Михалыч никогда не считал себя сторонником демреформ, которые родной ТОЗ едва пережил. Скорее уж, вызывал ностальгию в девяносто первом не выброшенный за ненадобностью, а теперь благоговейно уложенный в сервант партбилет с отметками парторга об уплате членских взносов - вплоть до момента, когда скончалась и эта партия, и этот СССР. Скончались и были без почестей похоронены, как замерзший бомж, в целлофановом пакете. Завод, правда, выжил, хотя был момент - казалось, еще чуть-чуть, и...

И все же, положа руку на сердце, теперешняя работа была и интереснее, и - что тоже немаловажно, кто считает иначе, скорее всего лукавит - денежнее. А главное, это работа не на "дядю", пусть под оным дядей и подразумевается мама-родина. Всегда приятнее работать на себя.

А когда-то ведь думалось, что он выбрал верную дорогу. Стоит закрыть глаза, и увидишь: кумачовый плакат "Октябрьской революции - 60", богато накрытый стол (что особенно интересно - все без сои, консервантов и красителей, кое-что сейчас ни за какие баксы не достанешь), бутеброды с черной икрой, коньяк "Арарат" - и собственная фотография на доске почета всемирно известного завода. Тогда он был молодым специалистом на огромном оборонном заводе, продукцию которого с руками отрывала Советская Армия... И всем в то счастливое время казалось, что с заводом ничего не может случиться - ведь "мы мирные люди, но наш бронепоезд...", а профессия рабочего еще не стала объектом насмешек разномастных "манагеров".

Шло время. Оборудование, марки, технологические операции - все это он знал назубок. Плевать, что кто-то предпочитал делать карьеру, опираясь на мохнатую лапу и связи. Чем больше таких умников, тем больше цена обыкновенным, но знающим производство от и до технарям. Нет, до начальника цеха он не дорос - может, быть, не хватало способностей, может, той самой "лапы". Но и не жалел. Работа доставляет удовольствие, жена - красавица, и сын уже в седьмом классе, и по партийной линии все слава богу, хоть тоже ничего особенного. Хотя, если совсем честно, политика ему была даром не нужна, раз наверху хорошо делают свое дело, и пусть делают. Они же не лезут в производство, в котором ничегошеньки не рубят!

Знать бы тогда, что если не интересуешься политикой, она заинтересуется тобой! А ведь, как все, рукоплескал Меченому, потом как все голосовал за Ельцина и возмущался репрессиям да привилегиям номенклатуры. А потом началось... Как-то резко исчезла наличность, и стало нечем платить зарплаты, а цены рванули вверх, как наскипидаренные. Сырье и полуфабрикаты сперва были, потом не стало и их: поставки смежников перехватили ушлые гады из-за бугра. И уже не удивляли осаждающие отдел кадров толпы увольняющихся, пьяные лица сотрудников у замерших станков, непривычная тишина в пустых цехах, зарастающее пылью оборудование. Как-то незаметно становились скромнее дни рождения, и на столах товарищей ИТР (слово "господа" приживалось трудно, видно, ассоциировалось с бедствиями завода и вызывало всплески мата) коньяк сменился водярой. Иные хлестали ее и вне праздников, отсутствие заказов и сырьевой голод позволяли. Да и у охранников на проходной под вечер носы алели кумачами...

Дальше - больше. Поехал сын к подруге в Москву - да не послушал родителя, все же смотревшего новости и знавшего, что творится в стране. И не вернулся. Был октябрь девяносто третьего, и скорее всего, был он расстрелян ельцинскими карателями на том же самом стадионе, что и многие другие.