Олег Говда - Возвращение

Поняв, что прямо сейчас кровушка литься не будет (подумать только, что с людьми делает административная работа, и ведь не простой пиджак, в смысле — свитка, а бывший легионер, ветеран), староста вышел из укрытия.

— Ты, жаба зеленая, Защитника победи сперва, а потом штраф назначать будешь… — важно приосанившись, произнес Ярополк Титыч. — А теперь, пошли прочь, жабы, пока взашей прогнать не велел. Вонища от вас, словно от падали.

— Мы уйдем, — скрежетнул зубами хог-гоблин. — Но не забудь, человечек, вечером мы вернемся. И не одни… Я передумал, мы возьмем только, — он загнул один палец и выставил вперед руки, — вот… Последней свиньей будет труп вашего Защитника… А ты, ты будешь вертеть над костром вертел… чтоб он не подгорел… И пробовать — готово уже мясо или еще сыровато… Гых-гых-гых!..

Проводив гоблинов самым добрым взглядом, я повернулся и неспешно потопал к месту вчерашнего десантирования. Руки мои к тому времени сами аккуратно вложили меч в ножны и привычно сдвинули перевязь на бок. И что странно, оружие при ходьбе больше не норовило сунуться между ног и даже ощущалось не как посторонний предмет, а стало некой частью моего же тела, вроде хвоста. Немного непривычно, но и не мешает… Похоже, кроме оперативной информации, покойный Влад Твердилыч поделился со мной и рядом навыков. Что ж, другой бы спорил, лез драться, а я — наоборот, только спасибо подумаю.

— Влад, постой… — кинулся мне вдогонку староста. — Ты куда?

— Вроде на тролля смотреть хотели, — остановился я, изображая удивление. — Или ты уже передумал?

— Я? — на бывшего легионера жалко было глядеть. — Я — нет, я — не передумал. Я думал… Вернее, я подумал… — Он вконец запутался в предисловии и перешел к сути: — Ты не обиделся?

— Знаешь, дядька Ярополк, — взял я его нежно за кушак, притянул к себе и заглянул в глаза так глубоко, насколько злости хватило. Чтоб прочувствовал, комбинатор хренов, как следует, мое народное возмущение. Потом отпустил и заботливо поправил скомкавшийся пояс. — Вообще-то за такие подставы морду подсвечниками бьют. Но я не обиделся. Больше того — я тебя понимаю.

— Правда? — обрадовался Титыч, на всякий случай немного отстранясь.

— Правда. Ведь ты не для себя старался. О людях заботился… И рассуждал верно. В самом деле, кто его знает: почему я из легиона ушел? Десятники, да еще «барсов», добровольно службу не оставляют. Тем более, в мои годы. А спросить ты не отважился, побоялся. Вдруг со мной что-то похуже срамной болезни приключилось? Может, я трус? Верно?

Староста попытался слабо возразить, но я продолжал углублять свою мысль в его сознание:

— Ведь что там, в Одноглазой пещере, на самом деле произошло, никто не видел. А тут — в открытую сражаться придется. И не абы с кем. Клан Лупоглазых самого лучшего своего воина на поединок выставит. Вот ты и подумал: выложишь мне все, как на духу, а я возьму и откажусь. А то и вовсе уйду из деревни. А вот если гоблины меня сами оскорбят, то такого уже ни один легионер, если не хочет всю жизнь от презрения прятаться, «зелени» не спустит…

— Все как есть правда. До единого словечка, Владислав, — покаялся Ярополк. — И муторно было подличать, и Выселки от дани избавить хотелось. Никаких сил уже терпеть нет, поборы эти… Кому только нужна такая победа?

— Не ворчи, старый хрыч… Или ты считаешь — проиграй мы войну, крестьянам жилось бы лучше?

— Скажешь тоже, — хмыкнул староста. — Уж если сейчас так… то тогда вообще б… А ты взаправду сердца на меня не держишь?

— Неужто два ветерана из-за такого пустяка ссориться станут, а? — хлопнул я его по плечу, а потом, сжав дружественную ладонь в кулак, легошенько ткнул старосту в ухо. Совсем чуть-чуть, словно погладил.

— Но если ты, Ярополк Титыч, еще хоть раз позволишь себе во мне усомниться и затеешь подобную проверку, не обессудь. Уходить я никуда не собираюсь, но по морде дам. И привселюдно… Невзирая на возраст, инвалидность и прочие заслуги. За честь «барса» и достоинство десятника. Надеюсь, мы друг друга поняли?

— Поняли… — Глаза старосты засияли от радости. — Если б ты знал, Влад, как мне…

— Все, ветеран, не жуй сопли… Тем более — кажись, притопали?

Мы и в самом деле подошли к тому месту, где, по моим прикидкам, я вылетел из третьего тысячелетия своего мира и попал в… «девять тысяч пятисот восемнадцатый год от того дня, как эльфы озаботились начать считать дни до Конца Света. Поэтому вернее сказать одна тысяча восемьсот четвертый».