Олег Говда - Сабля и крест

Не теряя времени, Василий быстро перелез через подоконник и подступил к раненому.

Тот еще дышал, но по бледному лицу и по тому, как вдруг заострился нос, приобретая вид посмертной маски, было понятно, что старик нежилец. Из угла за его плечами повеяло холодной гнилью, и тьма соткалась в странную, размытую фигуру. Хотя, возможно, это только так причудливо ложилась на стену тень от свечи.

Орлов, как и каждый опытный опричник, хорошо разбирался в смертельных ранениях и сразу увидел, что любая помощь бесполезна. И лучшее, что можно сделать — это не бередить рану. Первая жгучая боль уже схлынула, и если нож не трогать, то раненый вскоре отдаст Богу душу без лишних страданий. Но старика, похоже, терзала не только телесная боль.

— Кто здесь? — спросил чуть слышно. И так как Василий замешкался с ответом, настойчиво повторил вопрос. — Христианская душа или басурманин?

— Православный… — ответил Орлов.

Старый гайдук попытался встать, но движение отозвалось такой острой резью в ране, что он со стоном уронил голову обратно на стол.

— Тебе, Семен, лучше не шевелиться… За что тебя тот разбойник подрезал? Скажи мне: что это за сучий сын и считай, что петля уже наброшена на его шею. Ты его, вроде, Тихоном называл? Я не ослышался?

— Знаешь меня? Ничего не вижу… — почти шепотом пробормотал старый гайдук. — Головы не поднять и в глазах темнеет. Холодно… Кто ты? Молитву произнеси над телом…

— Не переживай, — сочувственно пообещал Орлов. — Как дождь закончится — и похороню должным образом и заупокойную молитву скажу…

— Да мне все равно… — неожиданно твердо произнес умирающий гайдук, перебивая опричника. — Пусть хоть псы под плетнями таскают кости Семена Вихрастого, если я лучшего не достоин. Сейчас молитву произнеси! Хочу точно услышать, что христианин рядом.

— А ты не сомневайся… — хмыкнул Василий. — Тех, кто иным богам молятся, в Кош не принимают.

— Казак, запорожец? — явно обрадовался старик. — Правда? — и потребовал. — Побожись самым дорогим для себя.

— Да пусть каждая кварта горилки, которую мне поднесут добрые люди, в смолу превращается, если вру! — уверенно поклялся Орлов, вполне искренне считая, что совместное приключение в компании Куницы и его самого уже сделало казаком. Да и кем он только не был…

— Хорошо… хорошо, — еще больше обрадовался умирающий.

Он так утешился, что даже голос стал заметно бодрее. Еще одной попытки подняться гайдук не сделал, но заговорил отчетливее и больше не соскальзывал в присущий тяжелораненым сиплый шепот.

— Видимо все же есть в этом подлючем мире хоть какая-то справедливость. Как тебя зовут, казак?

— Родители Василием нарекли, а братчики — Орлом прозывают.

— Вот что, Василий, — стараясь придать своим словам как можно больший вес, гайдук заговорил еще внятнее. — Раз Господь именно тебя сюда направил, то прошу исполнить мою просьбу. Сделаешь?

— Последняя воля священна… — пожал плечами Орлов. — Если в моих силах, то почему нет? Двум смертям не бывать, сделаю. Говори…

— Черешнянский сотник послал нас отвезти мурзе Ибрагим-бею выкуп за дочь. Мурза со своими людьми еще неделю будет ждать деньги у Рогатой могилы. Знаешь где это?

— Нет, — покачал головой Василий. — Не приходилось бывать. Я не тутошний…

— Найдешь. Трудно заблудиться… Дорога не сложная… Отсюда — прямо на восток, аж до самой Кривой Балки. Ее не объезжай — а как уткнешься, поворачивай на юг. Могилу с двумя каменными глыбами на верхушке издалека видно. Только поторопись, опричник. Не успеем — девушку переправят в Крым, а там ее уже ничто не спасет. По глупости отцовской Аленка тарам в руки попала. Если б ливень не загнал нас в эту мазанку, я бы уже послезавтра утром отдал деньги мурзе и забрал девушку домой… Эх, судьба!

На такую длинную речь старый гайдук затратил слишком много сил, поэтому замолчал, переводя дыхание. Но поскольку боялся умереть, не исповедавшись до конца, вскоре продолжил.

— Тихон сразу начал намекать, что хорошо бы поживиться за панский счет. Мол, девчонка диво, как хороша — такая и в гареме горя не узнает. А нам эдакое богатство — и воля, и сытая старость. Кто станет искать двух гайдуков? Сгинули в Диком Поле и весь сказ. Не мы первые, не мы и последние… Но я же ее еще маленькой… — голос раненого постепенно угасал. — Тихона прощаю… Не его в том вина — а только голодранства нашего… Деньги многим мир застили. Отдаст добром — пусть живет. Главное, дитя спаси… сними пояс… в нем найдешь… твое все. Прощай, казак… Жаль, что…