Larka - Алмазный венец севера

Зато домовёнка и нахохлившийся, поджавший хвост Игл не стали покидать показавшуюся им меньшим злом тёплую спину дракона — Августину даже здесь не было холодно. Атомный реактор у него под хвостом, что ли?

А вокруг простиралась та самая, унылая и однообразная пустыня. Сколь хватало глаза, во все сторону под фиолетово-синим бездонным небом протянулась слепяще-белая поверхность. Где-то за горизонтом неслышно поднимались и рушились феерические дворцы, на полнеба вставали призрачные мосты и башни. То самое, зловещее и притягательное одновременно место из снов. Вещие, что ли, они были?

Или пророческие…

Ларка поймал себя на том, что глядел в омуты с болью всматривавшихся в него голубых глаз. Тонул, тонул в бесконечном сладостном паденьи и никак не хотел из возвращаться. Ну что тут скажешь?

Впрочем, что-то явно умыслившая волшебница шепнула подожди и отошла. О чём-то тихо посовещалась с округлившим свои роскошные зелёные глаза Тэаренилом. Принц осторожно, неуверенно кивнул, отчего его меховой треух тоже потешно закивал ушами — а затем принялся о чём-то шептаться со вздрогнувшей и странно обмякшей в его объятиях Ольчей.

— А теперь мы, — вернувшаяся от них волшебница прелестно разрумянилась от мороза, и глаза её блистали ярче всех звёзд. — Обними же меня на прощание, творец всего сущего!

Их губы наконец снова встретились, и только сейчас Ларка сквозь сладкий и нежный туман осознал смысл сказанных девицей слов… но поздно, поздно! Он точно так же вздрогнул, когда под левую лопатку вошёл тонкий и длинный кинжал холодного железа, никогда не знавшего ужасов горна и ковки. В глазах заплескались какие-то детские недоумение и обида, когда нестерпимо обжигающий чужеродной магией ледяной клинок, ещё обагрённый кровью ведьмы, добрался сердца. И его же коснулся нежный девичий шёпот:

— Прости, дорогой. Но в любви каждый старается сам для себя.

Всё? Неужели, это всё?

Наверное, таки да.

Как же боль…

но…

Вот и скажите теперь, можно ли верить женщинам? Да никогда! Я опять сижу в глуховато свистящем чреве самолёта, весь в тягостных воспоминаниях и раздумьях — и опять подо мной проплывают ослепительно-белые кучеряшки облаков. Однако, на этот раз они подсвечены солнцем уже с дргугой стороны.

Я лечу домой.

Дело сделано, журналистка благополучно вернулась на круги своя, а мне хватило твёрдости без особого скандала настоять на своём — никаких подарков, компенсаций и прочих знаков благодарности. И как бы ни стоило изумляться по поводу самой эскапады, как втихомолку дивился сопутствующим феноменам Полковник, но всё прошло удачно. Даже чересчур, и мне теперь о многом придётся серьёзно поразмышлять.

Например, о том, что один из прадедов колонеля после поражения республиканцев в Испании не вернулся домой в Англию, а кружным путём добрался в далёкую и для многих пугающе-таинственную советскую Россию. Да-да, я сразу догадался — тот бравый интербригадовец, вживую видевший Хэмингуэя, носил странно теперь знакомую мне фамилию Блентхейм. Ну вот хоть убейте, случайно совпало!

Угу, покойной бабке моей, потомственной ведьме из настоящих, о совпадениях расскажите…

Или о том придётся подумать, что в стоящем у моих ног магазинном пакете с аляповатой картинкой полуодетой (или полуобнажённой?) поп-дивы скромно обретается статуэтка прихотливо изогнувшегося меднёного дракончика. На задней лапке, правда, болтается бирка с ценником-ярлыком, свидетельствующим, что сия дешёвая китайская подделка приобретена за энную сумму в комиссионке на Малой Грузинской — но ту бирку я самолично, втихаря от на радостях всё обнимавшего племяшку Полковника отпечатал на струйном принтере. Таможня не прицепилась, и ладно. Но глаза алым всё равно светятся, мне даже отсюда видно.

Как уживётся Августин с Маргошкой? Интересно, кто же из них на кого охотиться станет? Дурдом предстоит, ох чует моё сердце! И где мне взять этому прожоре вдоволь серебра? Впрочем, вспоминаю я, где-то у меня завалялся моток проволоки серебряного припоя.

Авось дракошку до эльфячьего поноса не прохватит…

Новый день, а с ним и новые хлопоты. Не всегда лёгкие и не всегда приятные, однако нам ли роптать? Живы и при том более-менее здоровы, в кошеле немного бренчит — и сетовать на судьбу было бы совсем уж чёрной неблагодарностью. Потому стоящая на внешней галерее небольшого замка женщина благосклонно кивнула таковым своим мыслям и вернула взгляд с теснящихся вокруг пиков вниз.