— Кто я здесь? И как зовут тебя? — прошептала я.
— Шоргхч, — ответила она.
Ну конечно же, Шоргхч. Все потихоньку всплывало в памяти и становилось на свои места.
Теперь слышался не только тихий смех реки и дыхание спящих людей из глины. Кто-то со стоном заворочался и сонно спросил: «Кто здесь?»
— Пойдем, — обратилась я к Церизе. — Я покажу тебе дорогу домой.
Взяв холодную руку, я повела сестру назад по берегу, на вершину холма. Приближался рассвет, потихоньку пробуждая ото сна окружающий нас лес. На вершинах деревьев птички отряхивали перышки и встречали веселым щебетаньем первые лучи солнца, а здесь, внизу, по-прежнему было темно и сыро.
— А какой он, мой дом? — спросила Цериза.
— Ты его вспомнишь, — откликнулась я. — Так же, как я вспомнила это место. Там тебе будет легко. Нужно только улыбаться, ухаживать за волосами, убирать комнату и…
— У меня будут волосы? Как у лисицы? А что такое «комната»?
— Не бойся, — успокоила я сестру. — Ты все поймешь. У тебя будет красивая мама и очень добрый папа и…
Внутри меня что-то разрушилось. Далекий странный звук. Как будто смотришь, как разваливается многоэтажный дом в конце нашей улицы, в котором, как всем известно, никто давно не живет. Я оглянулась, чтобы посмотреть на Церизу, которая взбиралась по склону вслед за мной.
— С тобой они будут вести себя по-другому. Тебе они обрадуются.
Ее глиняные волосы уже блестели так, как мне никогда и не снилось.
— А что такое «мама»?
— Скоро узнаешь. Совсем скоро.
Вверху, на поляне, закричал мужчина.
— Это скрипач, — сказала я. — Иди, мы почти добрались.
Пока мы карабкались наверх, скрипач продолжал что-то выкрикивать на незнакомом языке. Но это был язык людей. Как же он называется? Пожалуй, «немецкий». А язык, на котором прежде говорила я сама, ускользал из сознания, и лишь отдельные слова плавали в памяти, словно частицы взвеси в воде.
Цериза потянула меня за руку и пробормотала:
— Я дальше не пойду. Он мне не нравится.
— Нужно идти, ведь дорога домой именно там.
— Ты точно знаешь? — недоверчиво спросила она.
Уже начало светать, и я рассмотрела на шее Церизы ожерелье, сплетенное из веточек боярышника с насаженными на шипы красными ягодами. «Какая сообразительная! — непременно восхитилась бы мама. — Смотрится прелестно, и шипы не царапают кожу!». На смуглой руке сестры в тон ожерелью красовалось кольцо в виде грозди из четырех ягодок.
— Конечно, знаю, — откликнулась я. — Ничего не бойся.
Скрипач метался по опустевшей площадке для танцев, что-то бессвязно бормоча по-немецки. В руках он держал непонятные предметы, похожие на скорлупки от пасхального яйца. Время от времени скрипач останавливался и начинал их с остервенением сосать, а они не становились меньше и не ломались. Ой, да ведь это же бочарные клепки, и скрипач высасывает из них остатки нектара!
Цериза спряталась у меня за спиной и присела, так как была выше ростом.
— Прогони его, — прошептала она.
В этот момент скрипач увидел нас и вскочил на ноги.
— Полукровки! — крикнул он, тыча в нас двумя бочарными клепками. — Что вы о себе возомнили?! Вы ни рыба, ни мясо!
— Быстрее, Цериза! — Я подтолкнула сестру и потащила мимо скрипача. Несмотря на меньший рост, я весила гораздо больше этой длинноногой девочки. Хныкая и упираясь, она все же послушалась и пошла за мной.
Скрипач плелся следом, продолжая выкрикивать ругательства, а потом принялся швырять в нас бочарные клепки и бокалы из-под нектара. Цериза вскрикнула, но я уже не чувствовала боли.
Я протолкнула сестру через завесу сорной травы под заветной скалой. Вот и нора, обрамленная мокрой глиной. Она дышит теплом и ароматом лавандового дезодоранта, который мама разбрызгивает у меня в спальне. «Цериза, почему в комнате пахнет землей? Ведь мы живем на шестом этаже! Наверное, ты притащила грязь на туфлях. Ну-ка, покажи!» — говорила встревоженная мама, разбрызгивая дезодорант. Из норы доносился едва слышный далекий голос, полный тоски и смятения. Это папа, я его узнала.
— Цериза! — кричал он.
— Так высоко! Мне туда не забраться! — возмутилась настоящая Цериза и стала вырываться из рук.
Скрипач откинул в сторону травяной занавес, и его лицо засияло от радости при виде глиняной норы, в которую он тут же полез.
— Держи его, Цериза! — крикнула я. — Хватай за ногу!
Сестра вцепилась мужчине в ногу и стала тянуть назад. Ее волосы уже разделились на шелковистые пряди, а ягоды на ожерелье потемнели и на глазах превращались в ограненные драгоценные камни. Лицо Церизы приобрело выражение, которое появлялось у мамы, когда незнакомым людям случалось подходить к ней на улице и просить денег. «С какой стати я должна терпеть подобное безобразие?» — говорило мамино лицо.
Читать дальше