Дмитрий Емец - Светлые крылья для темного стража

Или, случалось, какой-нибудь кособокий, но отважный домик набирался храбрости и подскакивал к путям совсем близко. Тогда видно было, что на крыльце сидит семейство, рассеянно смотрит на поезд и жует.

— Бедные люди! Если бы я жил у железной дороги и видел в день сотни поездов, мне постоянно хотелось бы уехать. Все равно куда — лишь бы уехать, — сказал Меф.

— Тут ключевое слово «сотни». Глаз замозоливается, и ты вообще перестаешь что-либо замечать. А вот если один поезд в день — тогда да, хотелось бы, — поправила его трезвомыслящая Даф.

В дверь внезапно постучали. Ромасюсик вздрогнул. Дафна на всякий случай проверила глазами, далеко ли флейта. Даже Прасковья подобралась. В ее руке появился маленький, совсем неопасный с виду ножик. Стук в дверь повторился. Меф открыл. В купе просунулся крепенький старичок с бегающими глазками.

— Сыночки, хотите яблочков? А то набрал в дорогу — теперь, боюсь, испортятся! — предложил он, глядя почему-то на Даф, которая менее прочих похожа была на сыночка.

«Сыночек» Даф поблагодарила, сказав, что яблок они не хотят. Над головой у старичка была хорошо заметная, с коричневыми размытыми разводами аура отравителя. Старичок покрутился в дверях еще секунд десять, зорко оглядел купе и, все же оставив на столе несколько яблок, удалился, ласково воркуя.

— А вот и первый посланец Спуриуса! Пока что, думаю, это был разведчик! — представила Даф.

— А яблоки зачем? — спросил Меф.

— Яблоки это так, на «авось прокатит!»

— Он мне сразу не понравился. Такими ласковыми бывают только садисты, — проворчал Меф. — Но почему ты думаешь, что его послал Спуриус?

Даф только улыбнулась. Не могла же она сказать вслух: «Я почувствовала, что Ромасюсик с Прасковьей видят его впервые и совсем не ждали».

Ромасюсик взял яблоко и с аппетитом захрустел. До этого момента Меф не подозревал, что шоколадный юноша вообще способен принимать пищу. Оказалось, запросто.

— Банальный мышьяк! Я хаваю айдию, что он держит нас за лохов. Даже обидно! — заявил Ромасюсик, облизываясь.

Российскую границу в Белгороде и вторую границу, украинскую, в Харькове, они проехали без приключений. Таможенники входили в их купе уже бледные, с отрешенными лицами. В глазах — страдание и тоска. У одного — молодого — голова была точно белой пудрой посыпана. Видно, ему много чего пришлось увидеть.

Этот поседевший бедолага не отреагировал даже, когда выпендривающийся Ромасюсик достал целую пачку паспортов. Французские, немецкие, датские, польские, американские и несколько российских. Все были с его фотографией, но на разные имена.

После границы Меф дальновидно не стал плотно закрывать дверь и оставил небольшую щель, чтобы видеть все, что происходит в вагоне.

После старичка-отравителя от Спуриуса больше никто не приходил. Сам Спуриус, если, конечно, он был в поезде, предпочитал таиться. Слишком много у него тут было врагов — и свет, и мрак. Меф вообще смутно понимал, на что именно Спуриус рассчитывает. Пробиться сквозь такую охрану почти нереально.

В коридоре постоянно дежурил кто-то из валькирий. Уходила одна, и тотчас, будто случайно, появлялась другая. Меф уже понял, что валькирии занимают два купе, № 4 и № 5. Мордовороты же Лигула, кроме девятого, занимали еще 8-е.

Принадлежность «Я вырос за полярным кругом, где шесть месяцев ночь» установить так и не удалось. Чьи они были? Лигула? Спуриуса? Союзники валькирий? Даф пыталась определить по ауре, однако аура у всех троих была нейтральная, что могло означать как полное отсутствие дара, так и высочайший уровень подготовки.

Студент, старушка и громила в татуировках паслись у дальнего туалета, занимая его по очереди. Саид ибн Юсуф из своего купе так ни разу и не показался. Ифрит был ленив.

Часов в одиннадцать, когда в вагоне потушили лампы, оставив лишь дежурное освещение, Меф перебрался на верхнюю полку. Поезд умиротворенно качало. Казалось, он движется короткими толчками. Даф уже лежала на соседней полке. На груди у нее была флейта. Ладонью Даф придерживала ее, а мундштук почти касался губ.

Рядом бдительно свернулся Депресняк. Правый глаз кота спал. Левый был обращен на дверь. Порой где-то внутри кота рождался угрожающий скрип. Это обычно происходило, когда мимо двери проходил кто-то, вызывавший у кота тревогу. А таких, судя по всему, было немало.

Даф ободряюще улыбнулась Мефу. В полумраке вагона зубы ее блеснули белой полосой.

— Можешь подремать. Когда надо — я разбужу, — полушепотом пообещала она.