Игорь Федорцов - Крыса в чужом подвале

В суматохе не уследили, шустрый керн, зацепив веревку за перила, соскользнул в низ. Перила подломились не выдержав рывка и керн неудобно упал на дощатый навес. Строение зашаталось. Керн попробовал вскочить и вновь упал. Навес осыпался под ним дранкой, досками и лагами. Керн еле поднялся.

− Флагшток! Флагшток берегите, − завыл кто-то. - Срубит!

Керн, должно быть, услышав крик, заковылял к замковому штандарту. Во след ему полетели редкие стрелы. Одна чиркнула по капелине, другая застряла в набедреннике. Керн пригнулся, но не остановился.

Костас заметив беглеца, выдернул из тела убитого декарха вражескую сандедею, массивный кинжал с широким лезвием. Далековато... Сандедея ударила керна в шею, почти перерубив её. Сраженный, он еще пробежал шагов пять и зарылся мордой в лужу.

− Лихо, − присвистнул рядом с Костасом крепкий воин. Звали его кажется Харди. Широкоплеч, массивен и неимоверно силен. Своим мечом больше напоминающим лом он орудовал весьма успешно. Все свое умение фехтовать он вкладывал в один чудовищный удар. Как правило в голову. Ни блок, ни шлем такого не выдерживали. Если нападающему везло и у него оказывался щит, то бедняга отделывался переломами руки. Закрыться от чудовищного меча не лучшая мысль. Но нашли управу на силушку. Попал карнах под топор гэллогласа, только головенка полетела, разбрызгивая кровь.

С кернами защитники управились. Порубили, посбрасывали со стены, прорвавшихся загнали в караулку и заперли. Одолеть гэллогласов сложнее. От карнахов едва три полных десятка осталось, но не уступают, на характере держатся. Тут уж бой до конца. Торквесы и с гэллогласами бьются и спафариев держат, пока с другой стороны их золотоплечие метелят. Метелят то метелят, да кто кого! Спафарии бойцы знатные. Покойников напластали, парапет в два слоя завален.

Довелось и Костасу сойтись с ними. Одного убрал, как и привык, отвлек яри и метнул рондел. Второго в короткой жаркой схватке. Поддел подтоком в пах и кончился боец. Замер от боли, отдернул руку. Тычковым ударом, яри рассекло шею. Рана открылась до позвонков, булькая кровью. И опять их с Йоуном захлестнул бой. Теперь каждого порознь. Дважды Костас помогал мечнику отбиться, дважды самого чуть не поднимали на клинки. Вывернулся, выскользнул, помогли свои. В первый раз. Во второй уже никого не было. Бой такой, что и Берту пришлось повоевать. Мало, но пришлось. Разделали его, что быка на бойне. Голова отдельно, кишки вывернули, задняя часть отсекли.

Костас ощущал бой, чувствовал его. От первого минуты и до того мгновения, когда неведомая дикая ярость взрывом ожгла кровь. И все! Плещет, буйствует в сердце, в венах, в голове, что чернила в чернильнице. Мир словно серым шелком затянуло. Краски померкли, звуки приглушились. Из груди рык рвется наружу. Яри срывается в бешенный круг, ускоряется в смертельное кружево из серых всполохов стали, брызжет серой кровью, вскрывает серые срезы костей...

Капитан двинул в бой резерв, джиллильсов − вооруженных замковых слуг. Резерв смех один! не мечами так хоть видом своим, глотками орущими поддержат.

Кому Руджери молился, к кому взывал в столь тяжкие испытания, какие посулы рассыпал, не помнил и сам. Нету сил прорваться, нету сил держать оборону. Рубится ратный люд. Свою жизнь сберегает, чужой откупается. Оно так. Но кто откупится, а кто ляжет на влажный скользкий настил, под полуразрушенные стены замка Морт, сгинет в Вороньей топи, канет в безвестность в несерьезной Брачной войне.

Все кончилось разом. Воет, надрываясь, труба и срывается в плач. Уходят от моста герольды, уносят знаменосцы гордое знамя Венсона, где скалится золотой лев. Враг отступает... На донжоне долбят в гонг...

Мертвяков стаскивали все жители замка. Кого сразу в болото скинули и возится нечего, золотоплечих рубак сложили в церкви, отпевать. Много их, скамьи вынесли, пол устлали, ноге негде ступить.

Руджери долго не уходил со стены. Бродил, что слепой. То на перила наткнется, то станет перед дверью в башню и стоит. Вроде как заблудился. В эти минуты, когда тишина выматывает едва ли не более чем ор боя, он честно признал − защищать замок некому. Выстави всех, пригони слуг, кухарей, сапожников, инвалидов, стариков, малых детей всех дыр не закроешь.

Костас сидит на чурке, скинув безрукавку, стянув с себя бригандину. Снял и сапоги. Едкий прелый запах неприятен. Ноги черны от грязи. Но он не обращает внимания. Над его головой, на ветке хилого клена свистит синичка. Посвистит, перепрыгнет, посвистит, перепрыгнет. Беззаботная птаха крутит головой, то так на него посмотрит, то эдак. Не обидит ли?